Читать книгу "Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин"

Русское командование ожидало обороны неприятеля в Познани, строго к западу от Вислы, а получило удар с севера за два дня до окончания сосредоточения для наступления. Тем самым русское планирование рушилось в самом начале: теперь уже русские фронты были вынуждены обороняться. В составе 9-й германской армии насчитывалось 155 000 штыков и сабель при 960 орудиях и 450 пулеметах. С учетом резервов — 280 000 чел. при 1450 орудиях и 700 пулеметах. Три русские армии (1-я, 2-я и 5-я) имели в своем составе 368 500 штыков и сабель при 1300 орудиях и 740 пулеметах, в том числе в составе 2-й армии 160 000 чел. при 540 орудиях и 540 орудиях{42}.

Первый удар противника обрушился на 5-й Сибирский корпус ген. Л.Л. Сидорина из состава 1-й армии, прикрывавший северный (правый) фланг 2-й армии. Не имея переправ через Вислу, 1-я армия не могла помочь своему авангарду. Оттеснив сибиряков, немцы ударили по 2-му армейскому корпусу ген. А.Е. Чурина, обозначая маневр на окружение 2-й армии в Лодзи. В то же время в штабе Северо-Западного фронта еще не придавали должного значения сражениям, развернувшимся на северном фланге 2-й армии… Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н.В. Рузский посчитал начавшееся сражение боями местного характера, а отход сибиряков — неустойчивостью войск и неумением начальников. В Ставке же еще 31 октября полагали, что германцы только-только начали свою перегруппировку и боями на северном фасе пытаются прикрыть свое расположение. Следовательно, несмотря на общее превосходство в силах, русские оказались слабее германцев на направлении главного удара. Дальше — больше: оттеснив стоявшие на дороге русские корпуса, генерал Макензен бросил в тыл 2-й русской армии 25-й резервный корпус ген. Р. фон Шеффер-Бояделя.

С самого начала главкосевзап неверно оценивал складывавшуюся обстановку. О сосредоточении крупных масс противника у Торна разведка донесла еще 27 октября, а 28–29 числа в штаб Северо-Западного фронта шли телеграммы, говорившие об угрозе германской группировки на правом фланге 2-й армии, но Рузский не верил разведданным. Потому-то сосредоточение ударной группировки прикрывалось одним 5-м Сибирским корпусом, что русские не верили в возможность немецкого сосредоточения у крепости Торн. Еще 26 октября Н.В. Рузский докладывал в Ставку, что противник, по всей видимости, готовится нанести встречный удар наступлению 2-й и 5-й армий. Но, по мысли главкосевзапа, этот удар мог быть возможен только в лоб на левом берегу Вислы, правда, возможно, «соединенный с ударом в правый фланг 2-й армии со стороны Нижней Вислы», где обнаружено сосредоточение неприятеля. То есть ген. Н.В. Рузский принял главную германскую группировку за вспомогательную, и наоборот. Участник войны характеризует генерала Рузского следующим образом: «…“рассудительность” его доходила до крайних пределов. Самый простой и ясный вопрос он обсуждал настолько продолжительно, что даже надоедал слушать офицерам его партии на полевых поездках… “тяжкоум”… Конечно, с такой особенностью духовного склада трудно быстро разгадать план противника или группировку его сил только по признакам, а не по разведкам, которые надо к тому же тщательно “проверить”»{43}.

1 ноября великий князь Николай Николаевич передал 4-ю армию в подчинение Северо-Западному фронту и поручил Рузскому начать наступление в глубь Германии. Этот приказ говорит о том, что высшие штабы еще не осознали масштабов нависшей катастрофы: даже и на пятый день операции штаб фронта оставался в неведении относительно ее истинных масштабов. Сведениям, шедшим с атакуемого фронта, не верили. В тот же день генерал Рузский переподчинил 2-й армейский корпус 2-й армии командарму–1 П.К. Ренненкампфу и приказал ему выбить неприятеля из района Кутно. В то же время, по мысли штаба фронта, 2-я армия, которая уже попадала в окружение, должна была, следуя ранее поставленной задаче, наступать на запад. Командарм–2 С.М. Шейдеман сразу же, как только получилось известие о боях на его северном крыле с сибиряками, заподозрил неладное. Но и он, в свою очередь, к сожалению, также не отважился противоречить своенравному Рузскому. Поэтому Шейдеман пошел на компромисс между требованиями штаба фронта и собственной реальной оценкой сложившейся обстановки: наступление 2-й армии, начавшееся 31 октября, протекало вяло, уступами, с поочередным прикрытием правого северного фланга двигавшимися вперед эшелонами.

2 ноября противник вклинился в промежуток между русскими 1-й и 2-й армиями, начав маневр по оттеснению 1-й армии за Вислу и Варту и окружению 2-й армии. Постепенно соединения 2-й армии стали вводиться в бои севернее и восточнее Лодзи, куда уже прорвался противник, а наступление само собой остановилось. И только теперь главнокомандующий армиями фронта отдает приказ о приостановке наступления 2-й армии и переброске 5-й армии П.А. Плеве форсированными маршами под Варшаву и Лодзь. 4 ноября бои вокруг Лодзи заполыхали по всему фронту: с севера, востока и запада. Лишь на юге, откуда двигался командарм–5, войска 2-й армии не имели перед собой противника. О тяжести боев под Лодзью дает представление письмо офицера, участвовавшего в этих боях: «Все эти бои такой ужас, что и теперь я могу понять тех людей, которые в предвидении ожидающих их ужасов седеют, простреливают себе руки, ноги, лишь бы уйти из строя, или стреляются насмерть. Я их теперь не могу осуждать, потому что современная война требует такого страшного напряжения нервов, что они могут не выдержать»{44}.

Утром 5 ноября германцы, поняв слабую боеспособность русской 1-й армии в наступлении, но, зная стойкость русских солдат в обороне, решают окружить только 2-ю армию. Опять-таки Макензен применил излюбленные немцами двойные «клещи»: с юго-востока начал обходной маневр 20-й армейский корпус (русский правый фланг), а усиленный 25-й резервный корпус, которым командовал генерал Шеффер, — с севера на юг. Именно группировка Шеффера и наносила главный удар, отрезая русскую 2-ю армию от 1-й. В то же время командармы Северо-Западного фронта фактически должны были действовать на свое усмотрение. Соответственно, в случае поражения всегда находились «козлы отпущения», а в случае победы — триумфатором представал главкосевзап и его штаб. Во введении к сборнику документов советская редакция указывает: «Штаб фронта и, главное, Рузский, по-видимому, не сознавали, что исключительная обстановка требует исключительных мер. Вместо того, чтобы лично вести ударную группу 1-й армии на выручку 2-й и 5-й армий, Рузский все это дело возложил на Ренненкампфа, а сам с оперативным отделом штаба фронта выехал из Варшавы подальше в тыл — Седлец (200–250 км от фронта)»{45}.

8 ноября немцы ворвались на юго-восточную окраину Лодзи, и лишь решительный контрудар всех войск, что оказались под рукой, позволил командарму–2 ген. С.М. Шейдеману удержаться. В этот момент, с подходом 5-й армии, с вечера 7-го числа, общее руководство оборонительными боями перешло в руки командарма–5 ген. П.А. Плеве, так как штаб фронта находился глубоко в тылу. Одновременно задача разрыва почти уже образовавшегося «котла» была возложена на 1-ю армию, которая 9 ноября перешла в решительное наступление.