Читать книгу "Гала. Муза Сальвадора Дали - Елена Ерофеева-Литвинская"

Оживший сон

Дом художника стоял за деревней, на берегу бухты, похожей на полумесяц. Он был выкрашен в белый цвет, перед ним рос эвкалипт и пламенели герани, ярко выделяясь на черном гравии. Наутро, чтобы поразить своих гостей, Сальвадор решил предстать перед ними в экстравагантном виде и насладиться произведенным эффектом — он, как и многие неуверенные в себе люди, любил эпатаж. Художник тщательно подготовился: выкрасил синькой выбритые подмышки, смешал козий помет, рыбий клей и лаванду и этим «благовонием» умастил тело, заложил за ухо цветок красной герани. И вдруг, выглянув в окно перед выходом на пляж, Дали увидел Гала словно новыми глазами. Она показалось ему совершенно неземной. Эпатировать гостей расхотелось. Дали внезапно осознал, что это женщина всей его жизни, снившаяся ему на протяжении многих лет, женщина, о которой он мечтал одинокими ночами. Как он сразу этого не понял? С самого детства в своих снах он часто видел русскую девочку, укутанную в белый мех, мчавшуюся в санях, запряженных тройкой, по блестящему снегу, разлетавшемуся во все стороны…

«Она была уже там. Гала, жена Элюара. Это была она! Галючка Редивива! Я узнал ее по обнаженной спине. Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч — почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного, энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной», — вспоминал художник. Говорить с нею Сальвадор не мог, зато всячески старался услужить ей: кидался за подушкой, чтобы поудобнее усадить ее на тахте, бежал за стаканом воды… И с несказанным восторгом сто раз на дню помогал переобуть сандалии…

Прогулки по скалам

На следующий день Сальвадор встретился с Гала, и они пошли гулять по скалам у мыса Креус, вдоль голубых морских бухточек. Дали ждал, когда Гала заговорит, но она не знала, с чего начать. На эту встречу с Сальвадором ее направил Поль, как будто специально толкая ее к сближению с молодым каталонцем. Увидев картину Дали «Скорбная игра», Элюар и его друзья-сюрреалисты хотели выяснить, не копрофаг ли Дали или он просто по своему обыкновению эпатирует публику, изобразив на картине экскременты. Гала и Дали шли молча, наконец Гала решилась заговорить и выполнить поручение Поля. «Если эти вещи соответствуют вашему существованию, — сказала она ему, — то я нахожусь с вами в жизненном несогласии, потому что мне в моей жизни это кажется ужасным». Художник поклялся, что он не копрофаг, что это все выражение его тайных подсознательных страхов, и вдруг, как это часто с ним бывало, начал истерически хохотать. Гала остановила его. «Мой мальчик, мы больше никогда не расстанемся», — выждав паузу, неожиданно и твердо произнесла она. Фраза оказалась судьбоносной…

Набережная у мыса Креус, Кадакес

Когда Сальвадор находился в обществе Гала, он не мог отвести от нее взгляда. Он смотрел на нее не только как на притягательную женщину, но как на явление Женщины с большой буквы. Она казалась ему божественной, неизведанной, недоступной, пришедшей из сновиденного Зазеркалья… Как ни странно, ему, робкому и закомплексованному, очень нравилось надменное, гордое, презрительное и высокомерное выражение лица Гала, лишенное дружелюбия. Она и манила его, и отпугивала. Художник в своем двадцатипятилетнем возрасте еще ни разу не вступал в близкие отношения с женщиной. Ему казалось, что для этого необходима какая-то ужасная физическая сила, которой он не обладал. «До знакомства с Гала, — рассказывал Дали, — я был убежден, что я импотент… К тому же, я прочитал один жутко порнографический роман, в котором какой-то Казанова рассказывал, как, проникая в женщину, он слышал, что она трещала, как арбуз! Я сразу же себе сказал: „Ты, конечно же, не способен заставить женщину трещать, как арбуз“».

Любовь Дали, любовь полубезумца, вспыхнувшая с первого взгляда, не могла быть такой, как у других. Их прогулки с Гала напоминали блуждания двух сумасшедших. Они забирались все выше и выше по узким горным тропам, пока у Гала не начинала кружиться голова. С каждой новой встречей они как бы говорили себе: «Пора с этим покончить». В решающий день Гала надела белое и такое тонкое платье, что, увидев ее, Дали вздрогнул. «Что вы хотите, чтобы я сделал с вами?» — сгорая от возбуждения, спросил он у нее. И, вся дрожа, она ответила тонким детским голосом: «Я хочу, чтобы вы вышибли из меня дух!»

«Никакое толкование в мире не могло изменить смысл этого зова, — писал Дали. — Я должен был ее убить. Преступление легко можно было выдать за самоубийство, особенно если бы Гала заранее оставила предсмертное письмо. А если ее сбросить с высоты башни толедского собора? Лови, лови момент и убей ее! Но мой энтузиазм дал трещину…»

Ежедневные прогулки с Гала благотворно влияли на Сальвадора. Истерические симптомы исчезали один за другим. Он снова становился хозяином своей улыбки, своих движений. «Здоровье, как роза, расцветало в моей голове», — говорил Дали.

Поцелуй

…В то жаркое лето в Кадакесе Гала чувствовала себя необыкновенно помолодевшей и посвежевшей. Такой красивой она никогда еще не была — стройная, сильная, загоревшая, Гала вызывала восторг обожания у Дали, который сходил с ума от любви к ней. «Тело Гала, — говорил ослепленный любовью художник, — мне казалось сделанным из божественной плоти цвета золотистого муската». Он называл ее «моя оливка». Изысканная парижанка, столичная штучка с модной прической каре на подвитых волосах, привыкшая к роскоши и комфорту, сменила свои элегантные наряды и туфли на высоких каблуках на простые шорты, рубашку и сандалии. Она перестала делать маникюр, и ее ногти, обычно накрашенные красным лаком, выделялись своим натуральным светлым тоном на сильно загоревших руках. Ее густые черные волосы, в которые она втирала оливковое масло, естественные, без завивки, свободно развевались на ветру. Гала стала похожей на местную жительницу, жену рыбака, настолько ловко она управлялась с лодкой, подаренной ей Дали. Ноги, постройневшие от плавания и долгой ходьбы, приобрели еще более красивые очертания.

Кроме Гала, Дали не видел никого вокруг. «Ее мимолетные движения, жесты, ее выразительность — это все равно что вторая Новая Симфония: выдает архитектонические контуры совершенной души, кристаллизующиеся в благодати самого тела, в аромате кожи, в сверкающей морской пене ее жизни. Выражая изысканное дыхание чувств, пластика и выразительность материализуются в безукоризненной архитектуре из плоти и крови», — писал художник.

Взбираясь по тропинке над морем, Дали впервые решился поцеловать Гала. «Я поцеловал ее приоткрывшиеся губы, — описывал это событие художник в своем дневнике. — Я никогда еще так не целовался, так глубоко, и не думал, что такое может быть. Все мои эротические „Парсифали“ пробудились от толчков желания в так долго подавляемом теле. Этот первый поцелуй, в котором столкнулись наши зубы и сплелись наши языки, был лишь началом голода, который побуждал нас вкушать и поедать из глубины самих себя. Так я пожирал ее рот, кровь которого смешалась с моей кровью. Я исчезал в этом бесконечном поцелуе, который разверзся подо мной как бездна водоворота, в который меня затягивало преступление и который, я чувствовал, грозил проглотить меня»…