Читать книгу "Гала. Муза Сальвадора Дали - Елена Ерофеева-Литвинская"

После смерти отца в 1927 году Элюар стал миллионером, но жить беззаботной жизнью, погрузившись в творчество, ему помешала обострившаяся болезнь. В пансионе в Ароза он провел полтора года, с ноября 1927-го по март 1929-го, лишь на месяц отлучившись в Париж. Гала совсем немного пробыла с ним, ведь ей было не по нраву спокойствие и неподвижность курортной жизни, и отправилась путешествовать. Она путешествовала не одна… Чаще всего она любила приезжать в Швейцарию, где прогуливалась в модных роскошных нарядах — теперь она могла себе это позволить. Многие вещи, исполняя ее капризы, покупал ей Поль, знавший ее вкусы и размеры. «Когда ты вернешься, я хочу нарядить тебя превосходно, — писал он ей. — Дай мне размеры, чтобы я мог купить тебе пижаму. Я хочу, чтобы у тебя было все, что можно иметь, все самое красивое».

Поль полностью находился под властным обаянием Гала, которое было непреодолимо и сильно, как наваждение. Он был убежден, что Гала — та женщина, с которой он будет жить всегда, его жена навечно. «Гала, Гала, Гала, Гала… — заканчивал Поль одно из своих писем. — У меня лишь одно желание: видеть тебя, касаться тебя, целовать тебя, говорить с тобой, восхищаться тобой, ласкать тебя, обожать тебя, смотреть на тебя, я люблю тебя, я люблю только тебя, прекраснейшую, и во всех моих женщинах я нахожу лишь тебя — всю Женщину, всю мою такую большую и такую простую любовь».

Поездка в Россию

Пока Поль занимался наследством и лечением, Гала весной 1927 года удалось съездить в Россию, где она побывала в Москве и Ленинграде и повидала семью.

Свой русский адрес, который она оставила Элюару, был написан неразборчиво, но письма Поля хоть и с запозданием, но находили ее. «Я смертельно по тебе соскучился, я жду тебя с безумным нетерпением, возвращайся быстрее, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя», — писал Элюар Гала, отсутствовавшей месяц.

Советская открытка, 1920-е гг.

Элюар любил Гала всю жизнь, ни одна женщина не смогла заменить поэту его жену. Для него существовала только она одна, хотя он сменил нескольких подруг, с которыми был близок, и был после нее дважды женат. Для Элюара Гала навсегда осталась «воплощением любви, воплощением неутолимого желания и эротического наслаждения». Даже на следующий день после официального развода он писал ей: «Ты всегда моя жена, навечно. Утром, просыпаясь, вечером, засыпая, и каждую минуту повторяю твое имя: Гала!»

«К стеклу прильнув лицом как скорбный страж Ищу тебя за гранью ожидания За гранью самого себя Я так тебя люблю что я уже не знаю Кого из нас двоих здесь нет».

Поль Элюар

Глава третья. Жена гения

Под солнцем Каталонии

…Летом 1929 года молодой художник Сальвадор Дали пригласил к себе на средиземноморское побережье Испании, в рыбацкую деревню Кадакес, своих друзей из Парижа, и среди них Поля Элюара с женой и дочерью. С Элюаром Дали познакомился в Париже, в ночном клубе «Бал Габарин», за несколькими бутылками шампанского. Элюар показался Сальвадору легендарным героем. Он спокойно попивал из своего бокала и разглядывал прекрасных женщин, окружавших компанию. Гала тогда уехала в Швейцарию лечиться в санатории, а с Элюаром была его подруга. На прощание поэт обещал летом приехать в Кадакес и свое слово сдержал.

По дороге в Испанию Элюар с восторгом рассказывал жене о необычном творчестве Дали и о его эпатирующем фильме, созданном вместе с режиссером Луисом Бунюэлем, «Андалузском псе», вызывающим благодаря монтажу ассоциации, полные гротескного абсурда. Именно Дали принадлежала идея шокирующего кадра в этом фильме — разрезание человеческого глаза. «Он не переставал восхищаться своим милым Сальвадором, словно нарочно толкал меня в его объятия, хотя я его даже не видела», — вспоминала впоследствии Гала.

Гала-Градива

Сальвадор Дали часто называл свою музу Гала Градивой. В знаменитой фантастической повести немецкого писателя Вильгельма Йенсена «Градива, фантазия времен Помпеи», написанной в 1903 году, Градива исцеляет героя, молодого археолога Норберта Ганольда. Эту повесть проанализировал знаменитый психоаналитик Зигмунд Фрейд в своей статье «Бред и сны в „Градиве“ В. Йенсена». По этому поводу Дали говорил: «Гала отлучила меня от преступления и излечила от безумия.

Благодарю! Я жажду ее любить! Жениться на ней я был просто обязан.

Симптомы истерии исчезали один за другим, как по мановению руки. Сильный и свежий росток здоровья пробился в моей душе».

Набережная в Кадакесе

Выбравшись из такси в измятом костюме, утомленная долгой дорогой, Гала не понимала, что ей делать в этой деревушке на краю света. Ей сразу стало скучно и жалко себя. Подступало раздражение, подогреваемое жарой. Поначалу Гала приняла Дали за противного и невыносимого типа из-за его прилизанных черных волос, которые придавали ему вид профессионального танцора аргентинского танго. Необычна была и его походка, какая-то подпрыгивающая, и костюм — белые узкие брюки, шелковая рубашка с жабо, длинные бусы, что делало молодого человека женоподобным. А он в ее присутствии чувствовал себя скованно. Элегантная, пресыщенная парижанка мерил а Дали холодным взглядом. Он ей совершенно не понравился. Неужели этот, по-видимому, психически неуравновешенный молодой человек действительно необычайно талантлив? Уж слишком он эксцентричен.

Гала не разделяла восхищения своего мужа молодым каталонцем и, кроме отчуждения, ничего не чувствовала. А Дали вел себя странно, в свою очередь не доверяя Гала. Время от времени от сильного смущения и стеснительности, которые испытывал художник, на него нападали неудержимые приступы истерического хохота… Сальвадору было двадцать пять лет, и он был девственником. Гала, зрелая, опытная женщина, была на десять лет его старше.

«Мне мешала говорить ее кожа, такая близкая ко мне, такая естественная. Кроме болезненной красоты лица, в ней таилось еще немало элегантности. Я смотрел на ее стройную талию, на победительную походку и говорил себе с некоторой долей эстетического юмора: „У Победы тоже может быть омраченное плохим настроением лицо. Не надо прикасаться к этому“. И все же я захотел прикоснуться к ней, обнять ее, когда Гала взяла меня за руку. Тут подкатил смех, и я стал хохотать, и чем сильнее, тем это было обиднее для нее в данный момент. Но Гала была слишком горда, чтобы обижаться на смех. Сверхчеловеческим усилием она сжала мою руку, а не бросила ее пренебрежительно, как сделала бы любая другая женщина. Ее медиумическая интуиция объяснила ей значение моего смеха, такого необъяснимого для других. Мой смех не был „веселым“, как у всех. Он не был скептическим или легкомысленным, но он был фанатизмом, катаклизмом, пропастью и страхом. И самым ужасающим, самым катастрофическим хохотом я дал ей понять, что бросаю его к ее ногам», — писал Дали в дневнике.