Читать книгу "Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман"

Но я быстро заткнул его:

– Едем прямо к хибаре – ведь уже совсем темно. Я зайду, держа наготове автомат, а ты останешься у мотоцикла и, не выключая мотора, будешь ждать меня с оружием в руках. Ты знаешь, что надо делать, если разговор пойдет на повышенных тонах. Крики будут означать, что…

– И после того как тебя пристрелят, ты выйдешь, а я увезу тебя и похороню, так, что ли? – произнес Йозеф. – Кончай заливать!

Порой он меня ужасно раздражал.

– Я готов к бою. У меня автомат и гранаты. Меня так просто не возьмешь! – возразил я.

– Ну хорошо. Я возьму с собой гранату, и если тебе не выпишут обратный билет, то брошу ее внутрь и только потом уеду. Я устрою из этой хибары настоящий погребальный костер!

Он подошел к коляске своего мотоцикла и, вытащив из коробки две гранаты, сунул их за пояс. Я сел в пустую коляску своего мотоцикла, Йозеф сел на его седло, и мы поехали на аэродром.

Когда мы проезжали мимо какого-то невысокого здания, то услышали оттуда пение и звуки гитары, что говорило о присутствии в этих краях итальянской армии.

– Бренчат на своих макаронных струнах, – заметил Йозеф и объехал это здание.

Из темноты показалась хибара с радиостанцией, и мы остановились, не доехав до нее метров двадцать. Включать моторы машин вблизи радиостанции было запрещено, чтобы не создавать помехи во время передачи и приема сообщений.

Я соскочил с коляски, взял автомат, снял его с предохранителя и повесил на плечо. Автомат, как всегда, очень удобно расположился под моей правой рукой.

– Не глуши мотор, пусть работает, пока я не вернусь.

Йозеф кивнул и приготовил к бою свой автомат.

– Постарайся в случае чего выскочить оттуда первым, чтобы я мог бросить гранату. В темноте трудно разглядеть, кто идет.

Я похлопал его по плечу и направился к дверям хибары. Я знал, что, если что-то со мной случится, Йозеф от нее камня на камне не оставит.

Я медленно нажал на ручку двери и приоткрыл ее. Изнутри показалась узкая полоска света. Я увидел двух немецких радистов, один из которых сидел ко мне спиной – очевидно, он работал. Второй, унтер-офицер, скручивал самокрутку. Больше никого не было, только эти двое в шортах и рубашках. Я тут же заметил, что у них нет оружия.

Открыв дверь, я вошел в комнатку. Младший унтер-офицер оторвался от своего занятия, поднялся и отдал честь, заметив мои нашивки унтер-офицера. Когда я козырнул ему в ответ, второй радист повернулся, и я заметил у него на голове наушники. Он быстро кивнул и больше не обращал на меня внимания, продолжая записывать в блокнот передаваемое ему сообщение.

– Я – посыльный из штаба 5-й легкой дивизии (с августа называлась 21-й танковой. – Ред.), – обратился я к младшему унтер-офицеру и показал ему свой пропуск.

Чтобы получить нужную мне информацию, я должен был назвать себя.

– Я был здесь вчера утром, а сейчас еду в Бир-Хакейм, – сказал я, внимательно наблюдая за ним. – Вы получили из ставки какую-нибудь информацию обо мне и о депеше, которую я должен доставить?

Он покачал головой:

– Нет, унтер-офицер, из штаба целый день ничего не было. Наверное, у них что-то произошло. Мы никак не можем связаться с ними, – ответил он. –

Предыдущая смена, которая работала до нас, записала в регистрационный журнал сообщение 15-й танковой дивизии о том, что радиостанция штаба 5-й легкой дивизии, по-видимому, временно не работает.

Я попытался прочесть его мысли.

– И больше ничего? – спросил я.

– Нет, унтер-офицер, больше ничего.

– Спасибо. Теперь скажите мне, кто здесь отвечает за бензин и продукты?

– Провиантом распоряжается итальянский квартирмейстер. Он живет в домике в ста метрах отсюда. Когда выйдете, поверните направо. Спросите маршалло Альфонсо.

Я ухмыльнулся.

– Это та самая хижина, откуда доносится бренчание гитары и божественные гимны? – спросил я, вспомнив звуки музыки, которые мы слышали по дороге сюда.

– Она самая. Как бы мне хотелось, чтобы британцы выслали патруль и забрали всю эту компанию. День и ночь оттуда только и слышно: «Вива Муссолини!»

Я засмеялся.

– Спасибо, – сказал я, козыряя на прощание. Выйдя из радиорубки, я прошептал в темноту: – Все в порядке.

Я услыхал, как Йозеф тихонько хмыкнул:

– Я в этом не сомневался. Разве можно тебя прикончить бесшумно?

Я сел в коляску.

– Поворачивай назад и езжай к тому веселому дому. Нанесем визит этому итальянскому маршалло, который отвалит нам продуктов и бензина, – сказал я, и мотоцикл быстро развернулся.

– Неужели к самому маршалу? – с сомнением произнес Йозеф.

– Он тут всем распоряжается, – пояснил я, выбираясь из коляски.

– А я и не знал, что маршалы в итальянской армии занимаются благотворительностью.

– Не будь дураком. «Маршалло» – это унтер-офицерский чин, и до маршала ему далеко, – пояснил я. – Стой здесь, пока я не вернусь, и не глуши мотор. Тут проблем не будет, – уверенным тоном произнес я и вошел в дом.

Глава 10

ЗАПРАВКА ТОПЛИВОМ

Меня оглушило нестройное пьяное пение; из открытой двери струился свет. Заглянув в комнату, я увидел группу итальянских солдат, которые, словно дервиши, кружились в диком танце. Парочка, которая, как мне показалось, вот-вот вырубится, бренчала на гитарах, а полдюжины их товарищей вертелись по комнате, словно балийские храмовые танцовщицы. Повсюду стояли бутылки белого и красного кьянти.

Я ткнул ближайшего итальянца под ребро и спросил, где тут маршалло. Он посмотрел на меня совершенно бессмысленным взглядом, и никто из присутствующих не обратил на меня ни малейшего внимания. Меня раздражала веселящаяся компания вояк, которые не приняли никаких мер предосторожности – вздумай британские солдаты из осажденного Тобрука сделать вылазку, их всех взяли бы тепленькими. Поэтому я прижал итальянца к стене и, встряхнув, крикнул:

– Questa marshallo? (Где маршалло?)

Он посмотрел на меня мутными глазами и, показав на дверь в коридоре, промычал что-то непонятное. Я прошел к двери, постучал и вошел.

Маленькая электрическая лампочка чуть светила, и в комнате стоял полумрак. Я думаю, даже свиньям стало было бы стыдно за тот беспорядок, что царил в ней. Повсюду валялись бутылки, на полу были разбросаны карты, стол загромождали открытые банки с мясными консервами вперемешку с раскрошенным хлебом, корками пармезанского сыра, наваленными горой, и немытыми оловянными тарелками, жирными от оливкового масла. Поперек постели, которую не убирали, а простыни не меняли, наверное, с тех пор, как итальянцы капитулировали в Эфиопии (19 мая 1941 г. – Ред.), валялась массивная фигура. Я пробрался через мусор и грязь и потряс мужчину за плечо. Когда он повернулся, я чуть не задохнулся от кошмарного запаха чеснока и винных паров, который ударил мне в нос.