Читать книгу "Екклесиаст - Александр Холин"

– А как же тогда не по словам, а по делам судят человека? – ухмыльнулся Сен-Жермен.

– Это нечто другое, граф, – попытался я поделиться с ним своим убеждением. – Истинно любящий человек отдаёт своей половине вместе со словом частицу себя самого. А если слово не обронено, то и любовь отсутствует. Говорить о том, чего нет – бессмыслица. На нет и суда нет. А если любовь побеждает, она сметает всё на своём пути, и слова уже становятся не нужны.

– Знаете, в ваших словах звучит доля истины, – задумчиво произнёс Сен-Жермен. – Теперь я понимаю, за что вы попали в избранники, и если уж попали, то придётся становиться бессмертным, хотя бы для любящих вас дам. А это, в первую очередь, одиночество и не для них, а для вас лично. Да вам ли оно не знакомо? Один, интересующий вас человек – Мишель Нострадамус – страдает этой болезнью гораздо сильнее, чем мы. Кстати, вы найдёте общий язык, поскольку одиночество к нему также подкралось через любовь.

– Вы и его знаете?

– В этом нет ничего удивительного, – разоткровенничался граф. – Он знал взаимную любовь, но расстался с ней, потому как стал Проповедником, и однажды вот как выразился по этому поводу: «Одиночество – прекрасная вещь. Но нужен кто-то, с кем можно поделиться, что одиночество – прекрасная вещь».

В молодые годы Нострадамус защитил докторскую диссертацию, превратился в официального медика и астролога. В эти годы он женился. Молодая жена подарила ему сына и дочь, но счастье было недолгим. Мать и её дети вскоре скончались от неизвестной никому болезни. Это сильно подорвало репутацию Мишеля Нострадамуса, претендовавшего на славу лейб-медика и унтер-астролога. Инквизиция решила даже на всякий случай избавиться от непрошенного индивида, но Мишель вовремя уехал путешествовать. Поскитавшись по Европе и научившись спасать людей от чумы, он получил в Провансе за мистико-астрологические умения титул почётного гражданина и обосновался в Салоне, одном из пригородов Прованса. Там он женился вторично. Я почему стараюсь познакомить вас с биографией Проповедника? – задал вопрос самому себе граф и сам тут же ответил:

– Да просто потому, что только после его встречи с настоящей Единственной он смог стать Проповедником. Бывает и так. Собственно, у вас то же самое, с той лишь разницей, что его никто не уговаривал. Одной из самых спорных и по сю пору читаемых книг у него считаются «Столетия». Вам не мешает познакомиться хотя бы с тридцать пятым катреном первого столетия.

Сен-Жермен взмахнул рукой, будто дирижировал словарным оркестром, и по стене пробежала бегущая строка:

Молодой лев одолеет старогона поле битвы в одиночной дуэли.Он выколет ему глаза в золотой клетке.Два перелома – одно. Потом умирает жестокой смертью.

– И надо так случиться, что меньше всех на это предсказание отреагировал тогдашний король Франции Генрих II, – граф снова сделал движение рукой, и строчки на стене исчезли. – А что его сумело бы взволновать? Войн нет, смут, волнений – и подавно. Кто же говорит о несуществующем? Существенным был ближайший королевский турнир. Правда, не на боевых, а на тупых копьях, зато никакой смерти не должно было быть ни при каких обстоятельствах. Многие материалисты или безбожники непременно всё свалят на случай, только ничего в этом мире случайного нет и быть не может, хотя бы следуя законам природы. И вы, мой друг, знаете это не хуже меня. Впрочем, зачем я пустым соловьём разливаюсь? Посмотрите сами: ни тогда, ни после битвы равнодушных уже было не найти.

Глава 3

Граф опять взмахнул рукой, словно в ней была зажата дирижёрская палочка – что поделать, одни из бороды волоски выдирают, другие – руками размахивают. Тут синяя западная дверь заскрипела, будто давно не открывалась, но ржавые петли подчинились приказу Сен-Жермена. За дверью виден был какой-то стадион, правда, несколько диковинный и не такой большой, как нынешние. В сопровождении графа я вошёл в дверь, однако мой провожатый остался внутри зала свиданий. Сказал только:

– Помните ли вы Иисусову молитву? Произнесите вслух, коли захотите сюда вернуться. Я думаю, первое приключение подскажет вам одно из направлений жизненных путей. Что поделать, без этого никак нельзя. Опыт есть опыт.

Он захлопнул за мной скрипучую железную створку, а я так и остался стоять, боясь, что привлеку нежелательное внимание топчущихся неподалеку стражников по поводу своей одежды: на мне были джинсы, кроссовки и ярко-красного цвета рубашка. Она, видимо, меня и выручила, потому что ни головного капюшона, ни кожаных штанов, которые обтягивали ноги у большинства присутствующих, мне взять было неоткуда. Совсем рядом прохаживался ещё один стражник, вооружённый коротким мечом и копьём. Фигура инородного одинокого человека всё же заинтересовала его.

– Англичане вон там, у того шатра, – махнул он рукой, затянутой в кольчужную рукавицу.

Я послушался и стал пробираться среди стоящей по обочинам стадиона толпящейся публики. С трёх сторон площадь окружали многоступенчатые трибуны, места на которых полагались, видимо, горожанам, имеющим луидор-другой за позволение разместиться каждому уважаемому среди очень уважаемых и поближе к августейшим особам.

Мне туда было не надо. Показавший дорогу стражник, посоветовал отыскать англичан. Значит, в этих краях я мог сойти за какого-нибудь йомена или же наёмника английской породы. Тем более, что ирландская и шотландская гвардии во все века числились в наймитах у доблестных французов. Это было уже хорошо, потому что объяснить кто я и откуда не смог бы никому. В лучшем случае, наградой таким оправданиям и пояснениям мог стать яркий лучезарный костёр на городской площади. Французам не привыкать сжигать, кого попало ради простого любопытства или чтобы врагам и колдунам неповадно было. Недаром же всего сто лет назад они предали огню Жанну д’Арк, спасшую родину от столетней войны с англичанами, то есть с «моими предками», раз я попал в английскую команду.

Возле разноцветного в красную и зелёную полоску шатра собралось множество разношерстных воинов. У некоторых поверх кольчуг красовались на плечах лёгкие камзолы с капюшонами ярко-жёлтой, либо ядовито-красной раскраски. Это меня устраивало больше всего. Никто не обратит внимания на мою странную нездешнюю одежду.

Шатровый стражник, также одетый в разухабистую красно-зелёную накидку поверх кольчужных лат, сказал, что они англичане. Самое интересное, их диковинное лопотание, как и французское, я понимал так же свободно, как и слова заговорившего со мной воина. Отныне языковой барьер сломан для меня. Вероятно, это подарок графа или просто его же завлекалочка?

Недалеко от этого места виднелись крепостные стены какого-то города. Из его ворот то и дело появлялись либо пешие, либо конные, спешащие на ристалище, где перед центральной трибуной был воздвигнут не слишком высокий забор. Вероятно, для участников турнира. А на самой трибуне уже собирались именитые гости. Под лёгким балдахином виднелся походный трон для августейших особ. Все ложи на том ярусе были обтянуты малиновым бархатом, чередующимся кое-где с желто-зелёными клиньями. Странно, среди знати эти цвета пользовались популярностью. Значит, я тоже каким-то боком по раскраске одежды причисляюсь к сильным мира сего, только нездешнего государства и рода-племени.