Читать книгу "Болезнь и смерть Ленина и Сталина - Юрий Лопухин"

Однако ведь уже есть решение Молотова о закупке оборудования и создании условий для глубокого замораживания тела Ленина в соответствии с предложениями Красина! Более того, работы в Сенатской башне уже начались. Вот тогда-то и возник совершенно необычный план у Збарского, который он блестяще осуществил.

Перед самым отъездом Воробьева в Харьков 12 марта Збарский уговаривает его написать письмо Збарскому, задним числом, под его диктовку. Збарский объясняет нерешительному Воробьеву: такое письмо позволит сделать предложение «от нашего общего имени», конечно, оговорив, что это будет только попытка. «Кроме того, – вспоминает Збарский, – я ему обещал, что я договорюсь, в случае если это дело будет поручено, что оно будет сохранено в полной тайне. Таким образом, как будто бы большого риска нет, а главное, нет опасности, что нас “затюкают”, чего особенно боялся Воробьев».

Вот основные выдержки из текста этого необычного письма:

«Москва, 11 марта

Дорогой Борис Ильич!

Теперь я уезжаю с убеждением – волынка будет тянуться дальше, что решительных мер принято не будет и что все дело скоро окончится, так как лицо уже теперь землистое, скоро почернеет, а там и высохнет, что показывать покойника публике будет невозможно. Если будете в комиссии, продолжайте настаивать на методе обработки жидкостями».

А уж чтобы окончательно выбить почву из-под Красина, Збарский диктует фразу: «Кстати сказать, против замораживания, основываясь на литературных данных, абсолютно все члены комиссии».

«Нечего и говорить, – вспоминает Збарский, – с каким трудом он (Воробьев) вымучивал каждую фразу этого письма, боясь, чтобы я это не мог использовать как его определенное предложение взять на себя эту работу».

Збарский тотчас забрал письмо из рук Воробьева, боясь, что он может еще передумать, и тут же убедил написать второе письмо на имя Красина. Это письмо звучит несколько иначе: «…при всех условиях, даже при последующем замораживании, необходимо погружение тела в жидкости для пропитывания, так как это единственный способ, в комбинации с инъекциями и другими манипуляциями, который остановит процесс».

* * *

На следующий день, 13 марта, Збарский передал письмо Воробьева в секретариат Красина. Сам же он решил сыграть ва-банк, обратившись лично к Дзержинскому, который должен выступить в роли козырного туза. Вечером 13 марта Збарский отправился на квартиру к П. А. Богданову (председателю ВСНХ РСФСР, который хорошо знал Збарского по работе института биохимии) и обратился с просьбой устроить ему аудиенцию у Дзержинского, занимавшего в это время пост председателя ВСНХ СССР. Богданов тотчас позвонил Дзержинскому, и тот, будучи больным ангиной, назначил Збарскому свидание в субботу, 14 марта, у себя на квартире в Кремле в 10 часов утра.

В назначенный час Збарский был у Дзержинского. Збарский прекрасно продумал сценарий всего разговора. Он спросил Дзержинского, есть ли решение о захоронении тела Ленина, и, получив неопределенный ответ, заявил: «Мы готовы спасти тело». На вопрос Дзержинского: «Кто это мы?» – Збарский твердо ответил: «Я и Воробьев».

Дзержинский вначале был озадачен, но, подумав, сказал: «Вы знаете, мне это нравится. Все-таки, значит, есть люди, которые могут взять на себя это дело и рискнуть».

Затем Збарский дал прочитать Дзержинскому письмо Воробьева, которое, видимо, окончательно убедило Дзержинского принять предложение своего необычного гостя. Смелостью (или дерзостью) Збарский расположил Дзержинского, который повел с ним разговор далее в дружеском тоне, заметив: «Я один, конечно, не могу принять никакого решения и доложу об этом правительству. Я полагаю, что ваше предложение будет принято, и с моей стороны вы встретите всякое содействие и помощь в столь трудной работе».

Збарский понял, что он окончательно выиграл дело, его уже не смутило малоприятное предложение Дзержинского: «Я советую вам сейчас же повидаться с Красиным, так как неудобно, что вы, будучи знакомы с ним, обратились не к нему, а прямо ко мне».

Тут же Дзержинский позвонил Красину и попросил незамедлительно принять Збарского. Можно представить себе, как был расстроен и взбудоражен Красин. Он принял Збарского стоя, не подав ему руки: «Что вы там надумали с Воробьевым? Ваш Воробьев баба, он выступал на совещаниях, ничего конкретного не предлагая, а больше критикуя другие предложения. Вы же совсем набрали в рот воды и даже не произнесли ни одного слова. Между тем вы больше других понимаете, что замораживание должно дать свои результаты. Я с вами разговаривал больше месяца назад об этом и мог надеяться, что вы за это время обдумаете мое предложение и поддержите его. А теперь вы прибежали с каким-то неконкретным предложением. Скажите мне, что вы собираетесь делать?»

Збарский оправдывался тем, что все равно уже решено тело похоронить, а если ничего и не получится, то не все ли равно: похоронить его сегодня или одним-двумя месяцами позже. Красин же был оскорблен тем, как за его спиной его «обошли», и на вопрос: «Что вы, собственно, теперь от меня хотите?» – Збарский, чувствуя свою неуязвимость, пренебрегая вежливостью, заявил: «Меня к вам направил Дзержинский, а я, собственно, от вас ничего не хочу».

* * *

На следующий день, в воскресенье, Збарский позвонил Воробьеву в Харьков, сообщил ему, что «дело окончательно решено и нам, – подчеркнул он, – будет поручена эта работа» и что «обратного хода уже нет», на что расстроенный Воробьев сказал: «Вы и себя, и меня погубите».

Самое любопытное состояло в том, что 14-го же марта, когда Збарский совершил свой визит к Дзержинскому, а потом и к Красину, состоялось заседание тройки во главе с Молотовым. Оно полностью одобрило предложение Красина и все инженерные решения этого проекта. В постановлении было сказано: «1. Приступить немедленно к детальной разработке и осуществлению сохранения тела В. И. Ленина при низких температурах. 2. Утвердить проект стеклянного саркофага, представленный Мельниковым». Более того, намечен даже срок исполнения – 6 недель. Однако Збарский своим неожиданным ходом полностью заблокировал эту в целом вполне обоснованную и грамотную идею.

Красину ничего не оставалось, как немедленно отправиться в Харьков и самому познакомиться с музеем и всем, чем располагал Воробьев. «Что вы предлагаете по сохранению тела Ленина?» – спросил Воробьева Красин в Харькове. «Я ничего не предлагаю и думаю, что Збарский никаких в этом смысле заявлений не делал», – ответил Воробьев. «Тогда непонятно, почему Збарский от своего и вашего имени сделал такое заявление. Правильно ли я вас понимаю, – продолжал Красин, – что вы хотите иметь официальное предложение от комиссии и тогда вы дадите ответ». – «Совершенно правильно», – ответил Воробьев.

Красин передал через наркома здравоохранения Украины письмо Воробьеву с предложением принять участие в работе по сохранению тела В. И. Ленина. «В случае вашего согласия, – написал Красин, – прошу вас меня об этом известить, а также о сроках, когда вы могли бы приступить к этой работе». Это было 17 марта 1924 года.

Воробьев написал ответ Красину 18 марта: «Сочту долгом предложение принять. Убежден, что предлагаемый метод погружения в жидкость является единственным из безопасных и что другого метода, столь достоверного для дальнейшего сохранения тела, в данное время нет. После четырехмесячной обработки тело, уже изменившее форму и окраску, может быть не менее, чем в настоящее время, пригодно для обозрения и что происходящие процессы разложения и усыхания прекратятся».