Читать книгу "Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт"

– Да, – сказала Джо, сдвинув брови, – вот именно. Я так долго с ним возилась. И, право, не знаю, хорош он, или плох, или так себе. Мне будет очень полезно, если спокойные, беспристрастные люди взглянут на него и скажут мне, что они думают.

– Я не выбросила бы из него ни слова. Ты испортишь его, если сделаешь то, что требует издатель. То, что происходит в умах людей, гораздо интереснее, чем их действия, и выйдет просто каша, если ты выкинешь те объяснения, которые есть в твоем романе сейчас, – возразила Мег, которая была твердо уверена, что книга Джо – самый замечательный из всех когда-либо написанных романов.

– Но мистер Аллен пишет: «Откажитесь от всех пояснений, сделайте повествование ярким и драматичным и дайте самим персонажам рассказать всю историю», – перебила ее Джо, обращаясь к записке издателя.

– Поступи так, как он тебе велит; он знает, что можно продать, а мы нет. Сделай хорошую, популярную книжку и получи столько денег, сколько дадут. Потом, когда сделаешь себе имя, сможешь позволить себе не подчиняться правилам и вставлять в свои романы всяких философов и метафизиков, – сказала Эми, которая придерживалась сугубо практического взгляда на дело.

– Если мои герои – «философы и метафизики», – отозвалась Джо со смехом, – это не моя вина. Я ничего не знаю о подобных вещах, кроме того, что слышу иногда от папы. А если я взяла кое-что из его мудрых мыслей и вплела в мой роман, тем лучше для меня. А ты, Бесс? Что ты скажешь?

– Я так хотела бы увидеть его напечатанным поскорее, – вот и все, что сказала Бесс, и, говоря это, улыбнулась. Но было и невольное ударение на последнем слове, и печальное выражение в никогда не терявших детского простодушия глазах – и сердце Джо на мгновение сжалось от страха перед грядущим несчастьем, заставив ее пуститься в свое маленькое коммерческое предприятие «поскорее».

Итак, со спартанской твердостью юная писательница положила своего первенца на стол и принялась кромсать с безжалостностью людоеда. В надежде угодить всем она принимала все поступавшие советы и, подобно старику и его ослу в известной басне, не угодила никому.

Отцу нравилась метафизическая струя, которая незаметно для нее самой оказалась в романе, так что этой струе было позволено остаться, хотя Джо и сомневалась в правильности такого решения. Мать полагала, что в романе многовато описаний, поэтому почти все они были выброшены, а вместе с ними и многие необходимые связующие звенья романа. Мег восхищалась трагическими сценами, и Джо нагромождала страдания, чтобы угодить ей. Эми же возражала против шуток, и из самых лучших побуждений Джо убрала все веселые сцены, так оживлявшие мрачную историю. Затем, чтобы довершить разрушение, она выбросила одну треть и отправила свой бедный роман, словно ощипанную малиновку, в большой, кипучий мир – попытать судьбу.

Роман был опубликован, она получила за него триста долларов, так же как и множество похвал и упреков – и то и другое в настолько более сильных, чем она ожидала, выражениях, что они повергли ее в замешательство, и, чтобы прийти в себя, ей потребовалось некоторое время.

– Ты говорила, мама, что критика поможет мне. Но возможно ли это, когда она так противоречива, что я не знаю, написала ли я многообещающую книгу или нарушила все десять заповедей? – восклицала бедная Джо, листая кучу газетных вырезок, внимательное чтение которых наполняло ее душу то гордостью и радостью, то гневом и неподдельным ужасом. – Вот этот человек пишет: «Исключительная книга, полна правды, красоты и убежденности; все в ней прекрасно, чисто, здорово», – продолжила сбитая с толку писательница, – а следующий говорит так: «Теория книги порочна; полно нездоровых фантазий, спиритических воззрений, неестественных характеров». Но у меня не было никакой «теории», я не верю в спиритуализм, а мои характеры взяты из жизни. Не понимаю, как этот критик может быть прав… Еще один говорит: «Это один из лучших американских романов, появившихся за многие годы» (у меня достаточно здравого смысла, чтобы так не думать), а следующий утверждает, что «хотя роман оригинален и написан с большой силой и чувством, он является опасной книгой». Ничего подобного!.. Одни смеются, другие неумеренно хвалят, и почти все настаивают на том, что у меня была глубокая теория, которую я хотела развить, когда я всего лишь писала ради денег и удовольствия. Уж лучше бы я опубликовала его целиком или не печатала совсем, потому что терпеть не могу, когда обо мне судят превратно.

Домашние и друзья не скупились на похвалы и слова утешения, однако это было тяжелое время для чувствительной, пылкой Джо, которая хотела как лучше, а вышло так плохо. И все же это испытание принесло ей пользу, так как она услышала и критику со стороны тех, чье мнение было по-настоящему ценно, – критику, которая служит лучшим уроком для начинающего писателя. А когда первая боль прошла, Джо смогла посмеяться над своей бедной книжкой, все еще, однако, веря в нее и чувствуя себя мудрее и сильнее после полученных ударов.

– Я не гений, как Китс[24], и это не убьет меня, – говорила она решительно. – В конце концов не я осталась в дураках, так как фрагменты, взятые прямо из реальной жизни, были объявлены нелепыми и невозможными, а сцены, которые я создала в своей собственной глупой голове, названы «чарующе естественными и правдивыми». Постараюсь утешиться этим, а когда буду готова, сделаю новую попытку.

Глава 5

Опыты семейной жизни

Как большинство других юных матрон, Мег начинала свою супружескую жизнь с твердой решимостью стать образцовой хозяйкой. Джону предстояло найти дома рай, всегда видеть улыбающееся лицо жены, великолепно питаться каждый день и не знать о том, что такое потерянные пуговицы. Она вкладывала в свой труд столько любви, энергии и оптимизма, что просто не могла не добиться успеха. Ее рай был не из безмятежных, ибо маленькая женщина усердно хлопотала, была сверхозабочена тем, чтобы угодить мужу, и суетилась, как настоящая Марта[25], обремененная множеством забот. Иногда она так уставала, что была не в силах даже улыбаться. У Джона после череды изысканных блюд расстроилось пищеварение, и он неблагодарно требовал простой пищи. Что же до пуговиц, она скоро начала удивляться, куда они деваются, качала головой по поводу мужской беспечности и грозила заставить его самого пришивать их, чтобы посмотреть, будут ли они пришиты настолько крепко, чтобы выдержать нетерпеливые рывки и резкие движения его пальцев.

Они были очень счастливы, даже после того, как открыли, что не могут жить одной любовью. Джон не нашел, что Мег стала менее красивой оттого, что улыбалась ему теперь из-за знакомого кофейника; и Мег вполне хватало романтичности в ежедневном прощании, хотя ее муж сопровождал поцелуй нежным вопросом: «Что прислать домой к обеду: телятину или баранину?» Маленький домик перестал быть разукрашенной беседкой и сделался просто домом, и юная пара скоро почувствовала, что это перемена к лучшему. Сначала они играли в свое новенькое хозяйство и радовались, как дети; но затем Джон степенно и размеренно занялся делом, чувствуя на своих плечах всю тяжесть забот главы семьи, а Мег отложила свои батистовые капотики, надела большой передник и взялась за работу, вкладывая в нее, как уже было сказано, больше энергии, чем благоразумия.