Читать книгу "Почти англичане - Шарлотта Мендельсон"

Засыпая, Марина целомудренно думает о Саймоне Флауэрсе, лежащем в своей домашней постели. Она теперь почти не вспоминает о матери или, вернее сказать, обнаруживает, что если закрыться от всякого намека на боль, то разлука станет терпимой. Да и для Фаркашей безопаснее, если о них не думать. Отгонять воспоминания – все равно что гнуть металл, но Марина, в конце концов, Розина внучка. Ей это по плечу.

Потом все меняется.

Субботними вечерами им разрешают – «в разумных пределах» – свободу. Это означает спиртное. В школьных правилах доходчиво сказано: алкоголь запрещен до шестого класса, а если раз в триместр желудок одного или двух пятиклассников потребует промывания, распространяться об этом незачем. По возвращении с субботнего ужина (не попойки!) за стенами школы ученики обязаны отчитаться перед деканами. Почему те не замечают, что пришедшие в стельку пьяны, остается загадкой. С Мариной это случилось два раза: о первом она ничего не помнит, а во второй настояла на том, чтобы пройти по прямой, и сломала стул. Рассказывают ужасные истории: кто-то нетвердой походкой набрел на директорскую жену, кого-то стошнило в капелле, кто-то обделался. Сегодня день рождения Селины Нокер, очаровательной, но глупой дочери адмирала, которая – по крайней мере, физически – числится во всех Марининых классах. Это объясняет, почему приглашение получила Марина, однако Гай – пятиклассник и слишком молод, чтобы выходить в город с наступлением темноты. Он-то что здесь делает? Их с Селиной родители знакомы, но этого вряд ли достаточно. Марина пытается разобраться, но Гай лишь улыбается и говорит: «Есть спо-собы».

Марина надела контактные линзы. Пыль, мелкий дождик и волосы лезут в глаза. Она шагает по темной Ист-Кум-роуд рядом с Джипси, кузиной Селины, пытаясь разговором заглушить стук зубов – ни пальто, ни тем более бабушкин зонтик, купленный в «Фенвике», она с собой не взяла. Поскольку эта часть Дорсета расположена на равнине, со всех сторон окруженной холмами, Марина не однажды ощущает себя отрезанной от остальной Англии, словно на дне метеоритного кратера. Если бы, думает она, отсюда был виден Лондон, хотя бы краешек Эшера, я бы знала, что они в безопасности.

Джипси по прозвищу «Джиппо» недружелюбна, но изумительно хороша собой. Судя по ее длинным загорелым ногам и голубым глазищам, она только что вернулась с лыжного курорта, где соблазнила инструктора. Марина изо всех сил старается найти с ней общий язык.

– Куда мы идем? – спрашивает она, нарушая неловкую тишину, сквозь которую невозмутимо плывет ее спутница. – То есть я знаю название, но… это модный ресторан? То есть…

– «Капоте», ничего особенного.

– А… Спасибо.

В этом триместре Марина уже потратилась на вдохновляющие открытки и великолепную пингвиновскую серию европейской классики: «Неистовый Роланд», «Обломов», «Процесс». Просить у мамы больше денег нельзя: пансион и так обходится им в несколько сотен фунтов ежегодно – и это не считая железнодорожных билетов и пожизненного членства в Клубе Кумских выпускников (девиз – Floreat Combeiensis[6]), куда Рози записала Марину еще до начала учебы; значок на лацкан и перьевая ручка прилагаются. Даже школьная форма, все эти галстуки и теннисные ботинки наверняка стоят недешево. «Закажу что-нибудь скромное», – решает Марина и, растроганная, садится.

Однако остальные ее не поддерживают: они заказывают луковые колечки, пасту «фрутти ди маре», бараньи отбивные, стейк. Марина запивает пиццу домашним белым вином, и постепенно вечер начинает играть новыми красками, а будущее предстает если не золотым, то, по крайней мере, не таким, как раньше, свинцовым. Она ловит взгляд Гая и улыбается. Ей даже не слишком противно сидеть между Джайлзом Йо, который зализывает волосы и носит «рэйбэны», и Биллом Уоллисом в рубашке с галстуком-бабочкой и бутылками шампанского на рукавах.

«Итальяшка», называют они друг друга, «даун», «дебил» и «педик».

Они тянутся через стол, обсуждая регби, наигранно сторонятся Марининых ВСБ, но в остальном ее не замечают. С Биллом пришли три его брата; через год он возглавит гребную команду, так что злить его неразумно, но Марина из принципа отказывается поддержать разговор. Она с загадочной улыбкой посматривает на салатный бар, представляя, как они с Саймоном Флауэрсом в лабораторных халатах идут через внутренний двор Кембриджа навстречу новым открытиям.

В школу возвращаются строем: впереди – популярные девочки, вроде Аманды «Седло» Коллиндейл, охотницы, и Микаэлы Буонасенды, нимфоманки; за ними Гай; позади – Марина. Улицы Кума пустынны.

– Где крестьяне? – орет Билл. «Седло» фыркает, а Марина замирает от страха и облизывает пересохшие губы. Горожане могут на них напасть; она бы напала, думает Марина. Виктория «Муфта» Поррит, крупная пышногривая девочка с факультета Фитцджеральд, дочь члена парламента от консерваторов, нетвердой походкой направляется к Марине и берет ее под руку.

– Ты что, серьезно хочешь стать врачом? – спрашивает она.

– Ну… – Виктория Поррит вряд ли поймет, что Маринино желание не играет здесь никакой роли. – Мне… мне вообще-то нравятся естественные науки.

– Биология, химия! Фу! Как ты их только терпишь?

Марина глотает комок в горле.

– А ты кем хочешь стать?

– Никем. Женой. – Ее влажные губы шепчут Марине в ухо: – Знаешь, что Пит Гэлбрейт мастурбировал мне на коротких каникулах?

В тишине проходят через Гартские ворота. Несмотря на новые фонари и залитую светом сторожку, Марина обычно обходит их стороной, но Виктории Поррит все нипочем. Она расхваливает своего пони, и Марина, маленькая притворщица, ей поддакивает. В холодном небе над шпилями и древними башнями опрокинут ковш Большой Медведицы. У Марины на душе скребут кошки. Только дети боятся темноты. Компания направляется к черной арке, как вдруг из тени, огромный в конусе света от фонаря, выплывает Гай. «Вали отсюда!» – кричат мальчишки у него за спиной, хватая его за шею и взъерошивая волосы.

– На помощь! – вопит Виктория Поррит и бежит к остальным.

Гай глядит на Марину с ухмылкой.

– Спорим, ты такого не видела? – говорит он и ведет ее обратно сквозь ночь, к небольшому забору, который легко перелезть. Наверху, в темно-синем небе, – еще одна башня, россыпь звезд, одинокое окно. Они стоят в маленьком огороженном садике у самых развалин аббатства, среди клумб, но вдали от домов.

– Нравится? – спрашивает Гай так тихо, что от голоса остается только облачко пара.

У самого ее уха – ветка какого-то дерева, благоухает даже зимой. Рози бы непременно ее сорвала: она не знает стыда. Летучая мышь, изрезанный контур листвы, шаги вдалеке – все внушает Марине страх. В одиннадцать комендантский час, нарушителей временно исключают из школы. Такое же наказание предусмотрено за секс. Она нервно улыбается, утешая себя: он никто, пятиклашка, рисуется перед ней, и только.

– Может, нам пора…

Гай придвигается ближе: не сказать что по-дружески. Хотя он никогда не проявлял ни малейших признаков интереса, напротив, все охотней распространялся о своем необъяснимом влечении к «Шнобуле» Степлтон – атмосфера все-таки накаляется. Даже Марина не может этого не заметить. А какие были надежды! Все эти годы, пока никто не хотел ее целовать, Марина жила в ожидании любви. Они с Урсулой заучивали стихи Э. Э. Каммингса и Стив Смит, так что могли читать их на память от последнего слова к первому. Хотя настоящая страсть еще не коснулась Марины, она знала, на что это будет похоже.