Читать книгу "Убийство на виадуке. Три вентиля - Рональд Нокс"

– Мистер Давенант не оставил адреса, – ответил Салливан, и Гордон, несмотря на все старания, так и не смог понять, почудилась ему подозрительность в голосе собеседника или нет. Тем не менее неловкость была сглажена, и Гордон, мысленно поздравляя себя с удачей, направился к клубу.

По приходе он разыскал Ривза, уединившегося с Мерриэттом и Кармайклом, которым он во всех подробностях живописал свои приключения.

– Надеюсь, вы не сочтете это разглашением тайны, – добавил он, – но последнее разочарование, которое меня постигло, вызвало ощущение, что мы скорее всего на ложном пути и что нам двоим бесполезно проверять и поправлять друг друга. Это все равно что править гранки книги – для этого надо пригласить постороннее лицо. Вот я и подумал: поскольку Мерриэтт и Кармайкл были с нами с самого начала, лучше всего будет посвятить их в детали нашего расследования и действовать вчетвером.

– С удовольствием, – отозвался Гордон. – Мне удалось кое-что узнать, но не могу сказать, что я заметно продвинулся вперед.

– Вы спросили, был ли Давенант в коттедже вчера?

– Да, я расспросил Салливана, и он ответил «нет».

– Этого не может быть, – вмешался Кармайкл.

– Почему это? – с легким раздражением спросил Гордон.

– Я уверен, что Салливан не говорил «нет». Неужели вы никогда не замечали, что даже на простой и понятный вопрос ирландец не в состоянии ответить «да» или «нет»? Если спросить, перестал ли дождь, он ответит ни «да», ни «нет», а «перестал» или «не перестал». Объясняется это предельно просто: в ирландском языке нет ни того, ни другого слова, как и в латинском. А это, в свою очередь, проливает свет на очень важную особенность ирландского характера…

– А вот на это лучше ступайте проливать свет к уткам своей бабушки, – перебил Ривз. – Я же хочу узнать, чем кончилась беседа. Как думаете, Салливан сказал правду?

– Он держался так, что я ему не поверил. Поэтому дождался, когда он уйдет, дерзнул войти в дом и осмотреться, – и Гордон подробно описал, чем занимался тем вечером.

– Ей-богу, это вы погорячились, – заметил Мерриэтт. – Вас следовало бы сдать в полицию, Гордон.

– Так вы говорите, – перебил Ривз, – что вряд ли он побывал дома вчера, то есть во вторник, потому что не забрал письмо. Значит, он уехал в понедельник, взяв с собой все, что обычно берет мужчина, которому предстоит провести следующую ночь в другом доме, также захватил мыло с полотенцем, которые, как правило, в багаже с собой не возят?

– Других объяснений я не нахожу, – подтвердил Гордон. – И эта фотография – конечно, может, виной всему случайность, но я почему-то убежден, что он прихватил ее с собой в последний момент.

– И это чрезвычайно важная деталь, – добавил Ривз, – поскольку она явно означает, что в понедельник, когда Бразерхуд был еще жив, Давенант рассчитывал на некоторое время покинуть дом и при этом не вернуться туда, где он обычно живет, потому что там у него наверняка есть запас воротничков и прочего. Вместе с тем он собирался отсутствовать довольно долго, иначе не удосужился бы забрать с собой фотографию. Как выглядела рамка?

– Довольно современно; фамилии изготовителя на ней не было.

– Боюсь, все это означает, что убийство наверняка было обдумано заранее, – вставил Мерриэтт. – Как бы немилосердно это ни звучало, Давенанта я всегда недолюбливал. Не могу назвать себя человеком крайне ограниченных религиозных взглядов, вдобавок я знаком с католиками, с которыми довольно легко поладить. Но у Давенанта поистине буйный нрав, и об этом не следует забывать.

– Его буйный нрав имел бы больше значения, – возразил Гордон, – если бы убийство не было обдуманным заранее.

– Это еще не все, – настаивал на своем Мерриэтт. – Мне всегда виделось в нем что-то зловещее; у него случались припадки меланхолии, он придирался к окружающим и политикам, которых не любил, так что становилось даже страшно. Не может быть, чтобы такое впечатление сложилось только у меня.

– А как выглядел Давенант? – вдруг спросил Кармайкл.

– Боже мой, – отозвался Ривз, – кому об этом помнить, как не вам! Вы же наверняка встречались с ним в клубе каждые выходные, к тому же он довольно известная особа.

– О да, – подтвердил Кармайкл и пояснил: – Я-то знаю, как он выглядел. И спрашиваю, только чтобы узнать, помните ли вы. Если бы вас вызвали на свидетельскую трибуну, как бы вы ответили на вопрос о внешности Давенанта?

– Ну, полагаю, – растерянно начал Ривз, – можно с уверенностью сказать об очень темном оттенке. Я имею в виду, оттенке волос, вдобавок они густые, и по сравнению с ними его лицо ничем не примечательно. Обычно я обращаю внимание на глаза человека, но о глазах Давенанта ничего не могу сказать, поскольку он всегда носил очки в массивной роговой оправе. И конечно, играет он чертовски хорошо. Если это он убил Бразерхуда, в чем, кажется, уверен Мерриэтт, могу сказать вам, какой именно мотив этого убийства я никак не могу принять: игре Бразерхуда он ни в коем случае не завидовал. Бедолага Бразерхуд играл настолько же паршиво, насколько сам Давенант – превосходно.

– Что меня поражает, – заговорил Кармайкл, – так это то, что, несмотря на все рассуждения, вы так и не приблизились к очевидному факту, относящемуся к этой загадке. Я имею в виду основополагающий факт, который следовало принять во внимание еще до того, как расследовать все прочие обстоятельства. Вы просто не заметили этот факт, хотя он находится у вас под носом. И это чрезвычайно любопытно – то, как можно изучать всю совокупность фактов девяносто девять раз, а всю их суть уловить лишь на сотый. Феномен внимания…

– Довольно! – прервал его Гордон. – Какой факт мы не заметили?

– А-а, это, – беспечно отозвался Кармайкл. – Да просто-напросто что Бразерхуд – это Давенант, а Давенант – это Бразерхуд.

Глава 7. Дело в изложении Кармайкла

– Боже милостивый, – выговорил Ривз, едва оправившись от первого потрясения. – Расскажите об этом подробнее. Как вы узнали?

Кармайкл сложил руки, соединив кончики пальцев, и расцвел улыбкой, наконец завладев вниманием аудитории.

– Итак, признайтесь: все, чем вам запомнился Давенант, – это волосы и очки. То есть его маскировка. Разумеется, он носил парик. С самого начала и до конца он был фальшивкой.

– Во всем, кроме гольфа, – уточнил Гордон.

– Да, играл он по-настоящему – в отличие от Бразерхуда. Неужели вы не видите, что эти два персонажа дополняют друг друга, подозрительно точно дополняют? Бразерхуд проводит здесь всю неделю, но никогда не появляется по выходным; Давенанта видят лишь с субботы до понедельника. Давенант католик, словно для того, чтобы разительно отличаться от атеиста Бразерхуда. Давенант хорошо играет в гольф, поэтому Бразерхуду, чтобы отличаться от него, приходилось играть еле-еле, и по-моему, в этом заключается главная загадка этого дела. Насколько железным должно быть самообладание превосходного игрока, чтобы всю неделю он демонстрировал паршивую игру, лишь бы никто не заподозрил, кто он такой, – ума не приложу. Тем не менее подобные случаи известны; возьмем, к примеру, старого лорда Мерсингема…