Читать книгу "Сказки тысячи ночей - Эмили Кейт Джонстон"

– Я никакой не господин, – ответил он. – И я не солгал, сказав, что статуя мне не нравится. Мне не нравятся многие из статуй, что я сделал для Ло-Мелхиина, хоть он и оказывает мне великую честь, выставляя их в столь дивном окружении в собственных садах.

– Но я думала, вы стражник, – сказала я. Не в первый раз за свою жизнь я пожалела, что не обладаю словесным даром сестры. Я умела интересно рассказывать истории, которые как следует выучила, но не была одарена способностью находить нужные слова, когда говорила от себя.

– Я и есть стражник, – подтвердил он. – Я пришел сюда, чтобы служить отцу Ло-Мелхиина незадолго до его смерти, а потом стал служить самому Ло-Мелхиину.

– Так, значит, резьбой вы занимаетесь для развлечения? – спросила я. Моя мать не одобряла праздности, а поскольку мои братья не желали опускаться до шитья, многие их них, сидя по вечерам у огня, высекали из камня разные полезные вещицы.

– Поначалу так и было, – ответил он. – Я вырезал древки стрел, колья для шатров – ничего сложного. Это помогало скоротать время, когда приходилось сидеть в карауле холодными ночами.

Я взглянула на статую. От стрел и колышков, вырезанных от скуки у костра, несказанно далеко до каменных изваяний, украшающих сады Ло-Мелхиина.

– Что же заставило вас обратиться к камню? – спросила я. По лицу его пробежала тень.

– Однажды я поехал с Ло-Мелхиином за невестой, – сказал он, забыв на мгновение, с кем говорит. Спохватившись, он резко дернул головой и с тревогой глянул на меня.

– Все в порядке, – успокоила я его. – Пожалуйста, продолжайте.

– Что ж, как скажете, – не стал спорить он. – В эти поездки Ло-Мелхиин берет с собой мало людей, и сам, чередуясь с остальными, стоит в карауле и седлает лошадей, будто обычный стражник. Он беседовал с нами и наблюдал, как я вырезаю по дереву. Он сказал, что у меня хорошо бы вышло работать с камнем, если бы я попробовал. А когда мы вернулись, для меня была приготовлена огромная каменная глыба.

Я долго не брался за нее. За это время сменилось, должно быть, шесть жен. Или даже восемь. Прошу прощения, госпожа. Иногда я стараюсь не вести счет.

Мне не в чем было винить обитателей касра. Жены Ло-Мелхиина исчислялись сотнями, а некоторые из них едва ли прожили здесь достаточно, чтобы оставить след в жизни касра. Было бы жестоко ждать, что они станут оплакивать каждую.

– Каждый раз, как мы отправлялись в путь, Ло-Мелхиин смотрел, как я работаю, и говорил, что у меня есть дар резьбы по камню. И каждый раз я не внимал его словам, – рассказывал он. – А потом однажды ночью мне приснился сон – яркий, как никогда прежде. Мне приснилась статуя, заточенная в огромной каменной глыбе – статуя матери Ло-Мелхиина, стоящей на спинах двух львов.

Когда я проснулся, инструменты оказались у меня в руках, и я принялся за работу, не успев сообразить, в чем дело. Я никогда раньше не вырезал по камню, а статуя, что явилась мне во сне, была прекрасна. Я понимал, что глупо надеяться сделать что-то столь прекрасное с первой попытки. Даже вырезание стрел требует навыка.

Я не прерывался ни на еду, ни на питье, даже когда солнце надо мной разгорелось в полную силу. Руки у меня потрескались и кровоточили, меня мучала жажда, но я не останавливался. Солнце жарило меня живьем, но мне было все равно. Я думал только о статуе, которую надо освободить из ее каменного плена.

Если отлучить барана от овец в течке, он обезумеет, стараясь добраться до них. Неважно, как крепко его привязали. Почуяв их запах, он переломает кости и себе, и всем вокруг в попытках вырваться. Похоже, скульптором овладело безумие того же рода.

– Наконец статуя была готова. Когда я пришел в себя, Ло-Мелхиин стоял рядом со мной. Мне показалось, что он давно наблюдал за мной, хотя я был столь увлечен работой, что не заметил его, – продолжал стражник. – Он осмотрел статую сверху донизу и объявил, что она совершенна. Он поблагодарил меня за великолепную работу во имя своей матери и нарек меня Фирх Камнедар, ибо когда я коснулся камня, у меня открылся дар. Он спросил, каких почестей я желаю в награду, но я сказал, что счастлив быть стражником. Больше всего я люблю не камень, а солнце и песок. Мне не хотелось разлучаться с ними.

– А как же другие статуи? – спросила я. – Откуда они?

– Их я изваял, когда на меня снова находило безумие, – объяснил он. – Иногда я отправляюсь в путь с Ло-Мелхиином, а потом он дает мне камень. И я всегда делаю из него статуи, хоть мне это и не нравится, а потом плоды моего труда преследуют меня в каждом углу этого сада.

Я взглянула на его руки. Они были смуглыми от солнца и ветра, загрубевшими от поводьев и копья, которое он носил, стоя в карауле на крепостной стене. Но никаких ран и порезов на ладонях не было. С тех пор, как я приехала сюда, минуло семь дней, и раны не успели бы затянуться, если бы в тот день с ним вновь случился припадок.

– А когда приехала я, вы ничего не вырезали? – спросила я.

Он улыбнулся. Это была его первая искренняя улыбка с тех пор, как заговорил со мной.

– Я вырезал стрелы, госпожа, – ответил он, – как делал отец отца моего отца. Но, в отличие от него, я не вымениваю их на золото и скот. Вместо этого я даю их другим стражникам, чтобы они выполняли за меня работы в казармах, к которым у меня не лежит душа. Тогда у меня появляется свободное время, чтобы приходить сюда, в сад.

– Я не понимаю, – призналась я. – Вы говорили, что стараетесь держаться подальше от своих статуй.

– Вы правы, госпожа, – ответил он. – Но цветы прекрасны даже в окружении камня, а фонтаны по-прежнему чаруют меня, как в первый день. Ради этих двух чудес я готов забыть о своей неприязни к статуям и к их глазам. Глаза никак у меня не выходят.

– Фонтаны и впрямь чудесны, – согласилась я, но мне вдруг стало не по себе.

Казалось, мужчины всегда готовы закрыть глаза на неприятное ради приятного. На жуткие статуи – ради мелодичного пения фонтанов. На смерть своих дочерей – ради выгодной торговли.

В касре было много красоты, но много и уродства. Я не стану уподобляться этим мужчинам, которые отводят глаза от одного, чтобы увидеть другое. Я буду помнить о том, какова цена этого всего. Сам того не замечая, скульптор принялся водить руками по спинам львов, будто вновь высекая их из камня. Будь у него при себе инструменты, не сомневаюсь, что он нашел бы новую каменную глыбу и принялся превращать ее в очередное жуткое подобие жизни. Но, несмотря на это, я не могла ненавидеть его. Он угостил меня солью в пустыне и смотрел на меня, когда все прочие стражники отводили взгляд. Возможно, он, пришедший сюда служить человеку, которого любил, был таким же пленником, как и я, только его удерживали обещания иного рода. Меня уже не спасти от гибели, поджидающей меня в этих каменных стенах, но он еще может обрести свободу в объятиях солнца и песка. Я наблюдала за ним, растворившимся в тихой изменчивой музыке льющейся воды.

– Пусть твои руки найдут то, что ты любишь, – прошептала я, так тихо, чтобы не услышал никто, кроме моих божеств. – Пусть твой труд не пугает тебя, но приносит радость тебе и другим. Твори для себя, а не для Ло-Мелхиина.