Читать книгу "Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура - Пьер Монте"

Один из сановников царицы рассказывает, что госпожа женила его сначала на одной из своих приближенных, а затем, когда он овдовел, на другой. Жаловаться ему было не на что, поскольку царица давала за своими подопечными хорошее приданое. Однако, как следует из любовных песен, хотя браки обычно заключались по воле родителей или господ, молодые люди пользовались довольно большой свободой. Тексты таких песен дошли до нас на папирусах, которые сегодня хранятся в лондонских и парижских музеях.

В одной из песен юноша так описывает покорившую его красавицу: «Волосы ее черны, чернее ночи, чернее терна. Уста ее алы, алее красной яшмы, алее зрелых фиников. Прекрасна ее грудь». Так звучат слова влюбленного. И вот, чтобы привлечь внимание девушки, он решает пойти на хитрость: «Я лягу в постель и скажусь больным. Соседи придут навестить меня, придет и сестра моя с ними (в Египте слова «сестра» и «брат» использовались как синонимы «возлюбленной» и «возлюбленного»). Она, которой известны причины моих страданий, посмеется над лекарями». Замысел не удался: влюбленный, как и его товарищ из поэмы Андре Шенье, заболел по-настоящему. «Семь дней уже прошло, а я так и не увидел сестру свою, и немощь одолела меня: плоть моя онемела и члены не узнают себя. Самые именитые лекари посещают меня, но они не принесут мне облегчения; и кудесники не справятся с моим недугом. Никто не может понять причину моей хвори. Лишь имя ее поддерживает меня, приход посланцев от нее оживит меня. Моя сестра поможет мне лучше всех снадобий, от нее мне больше пользы, чем от всех ученых книг. Придет она, и я исцелюсь. Увижу ее и стану сразу здоров. Заговорит она со мной, и сила наполнит меня; поцелую ее, и уйдет моя хворь. Но вот уж семь дней не приходит она увидеть меня».

Девушку красота юноши также не оставила равнодушной. «Голос брата моего смутил мое сердце». Однако она думает о своем будущем и рассчитывает на помощь матери. «Хоть дом его и близко к дому моей матери, все же не могу я отправиться к нему. Если бы мать сделала это за меня». Она надеется, что возлюбленный поймет ее и сам сделает первый шаг. «Если бы только послал он весточку матери моей! Брат мой, я клятву дала Золотой богине, что буду твоею. Приди же ко мне, чтобы видеть мне твою красоту! Отец мой и мать моя возликуют. Все вокруг будут радоваться тебе и подойдут к тебе с приветом, о брат мой!»

Тем временем ее «брат» также взывает к Золотой богине веселья и музыки, песен, пиров и любви. «Я славословлю Нубет, превозношу могущество ее, благодарю Хатхор и преклоняюсь пред Владычицей Неба. Воззвал я к ней, и она услыхала мои стенанья. Она предназначила мне возлюбленную мою, и моя госпожа явилась проведать меня! Как велико счастье мое! Ликует сердце мое, и восторг переполняет его!»

Влюбленным наконец удалось встретиться и объясниться, однако окончательные слова все еще не произнесены. Девушка разрывается между надеждой и страхом. «Я проходила мимо открытой двери дома его. Брат мой стоял с матерью своей и с братьями и сестрами своими. Любовь к нему воспламеняла сердца всех проходивших мимо. Нет никого прекраснее возлюбленного моего: он первый среди братьев своих. Он обратил на меня взгляд, но не с кем мне разделить мою радость. Сердце мое возликовало, оттого что брат мой видел меня. Сделай же так, госпожа, чтобы мать его узнала, что у меня на сердце, чтобы она пришла ко мне. О Нубет, вложи мысль эту в ее сердце. Я побегу к брату моему и носом прильну к нему [египтяне целовались носами, а не губами, как греки; однако в более поздние времена египтяне переняли греческую традицию] на глазах у родни». Она поверяет свои мысли птицам и деревьям и мечтает стать хозяйкой дома и гулять по саду с любимым.

То, что дело у влюбленной пары шло так медленно, исключительно их вина. Родители не чинят им препятствий и, по-видимому, даже одобряют выбор детей. Если они и противятся развитию их отношений, то только для виду.

Фараон намеревался выдать дочь Ахури за одного из военачальников, а сына Неферкаптаха женить на дочери другого военачальника. Однако, увидев, что молодые люди искренне любят друг друга, в конце концов сочетал их браком. «Обреченный царевич» в одноименной сказке прибывает в один из городов Нахарины, где собралось много его сверстников, желавших продемонстрировать свою удаль на состязании. Царь решил отдать руку своей прекрасной дочери тому, кто сумеет первым добраться до ее окна. А жила красавица во дворце, расположенном над высоким утесом. Царевич вступил в соревнование под видом сына египетского военачальника, сказав, что покинул родные края из-за ненависти злой мачехи, превратившей его жизнь в бесконечные страдания. Царевич одержал победу, однако разгневанный царь заявил, что никогда не отдаст дочь за изгнанника. У царевны, однако, были другие соображения на этот счет, поскольку, впервые увидев египтянина, она поняла, что умрет на месте, если он не станет ее мужем. Этой угрозы оказалось достаточно, чтобы отец перестал чинить им препятствия. Он тепло принял молодого чужестранца, с неподдельным интересом выслушал его историю, даже не подозревая, что перед ним сын фараона. Так или иначе, но он не смог устоять перед обаянием царственного юноши, нежно обнял его, назвал своим зятем и щедро одарил.

В любовных песнях молодой человек называет свою возлюбленную «сестрой», а она его «братом». Мы, однако, понимаем, что они живут в разных домах и у них разные родители. После свадьбы муж продолжал называть свою жену сенет (сестра), а не хемет (супруга). Этот обычай установился где-то в конце Восемнадцатой династии. Нам неизвестно, когда от этого обращения отказались, но мы знаем, что в течение всего Нового царства оно использовалось. На судебных процсесах, правда, этой практике не следовали, и слова сен, хаи и хемет употреблялись в их исконном значении «брат», «муж» и «жена».

Греки полагали, что в Древнем Египте были приняты браки между братьями и сестрами. Сегодня к этому мнению склоняются многие историки. Известно, что некоторые фараоны женились даже на своих дочерях, но стоит вспомнить, как ответили Камбизу царские судьи, когда он спросил, позволяет ли закон жениться на собственной сестре или желать ее. Они ответили: «Нет закона, который разрешал бы это, но есть закон, дозволяющий царю поступать так, как ему вздумается». Мы сегодня не знаем ни одного примера, чтобы египетский сановник, горожанин или простолюдин был женат на родной сестре. Браки между дядями и племянницами, по всей видимости, были разрешены – в гробнице некоего Аменемхета мы нашли изображение дочери его сестры, Бакетамон, сидящей подле дяди, как если бы она была его женой.

Супружеская пара (Дейвис. Гробница визиря Рамоса)

Дошедшие до нас тексты и изображения почти ничего не говорят нам о свадебных обрядах. Когда фараон в истории о Сатни-Хамуасе решил сочетать браком своих детей, он сказал так: «Пусть отведут Ахури в дом Неферкаптаха этой же ночью. И пусть принесут с ней множество богатых даров». Его приказ был исполнен, и, по словам невесты: «привели меня супругой в дом Неферкаптаха; фараон повелел, чтобы со мной принесли большое приданое золотом и серебром и все люди из царского дома одарили меня». Очевидно, главная часть церемонии заключалась в переходе невесты из отцовского дома в дом будущего мужа. Думаю, этот свадебный кортеж был таким же живописным и шумным, как и процсесии во время приношения даров в храмах, торжественные марши иноземных послов, желавших «пить царскую воду», или похоронные шествия, которые для египтян означали, по сути, переселение в иное жилище. Жених, скорее всего, выходил встречать кортеж – так, царь Рамсес II отправился в один из своих дворцов, находившийся между Египтом и Сирией, чтобы дождаться там свою невесту, дочь царя Хатусилиса I, которая добиралась до него ползимы, проехав часть Малой Азии и всю Сирию. Египтянам нравилось излагать все события своей жизни в письменной форме, поэтому можно предположить, что новобрачные должны были предстать перед неким чиновником, который записывал их имена и фиксировал все детали «свадебного договора». Когда замужнюю женщину вызывали в суд, к ней обращались по ее собственному имени, а затем называли имя и профессию ее мужа, например, Мутемуйа, жена Несиамона, писца священных книг. В Фивах был найден остракон, на котором написано, что две трети в совместное имущество вносил муж, а треть – жена. В случае смерти кого-либо из супругов оставшийся в живых имел право пользоваться совместным имуществом, но продать или подарить мог только свою долю. Так, например, некий цирюльник передал свое дело одному рабу и выдал за него свою осиротевшую племянницу. В качестве приданого она получила часть личного имущества цирюльника, которому пришлось совершить официальный раздел собственности со своей женой и сестрой.