Читать книгу "Фактор "ноль" - Морис Дантек"

Но даже если мы состоим с вами в отношениях на постоянной основе, то вы – в ответ, можно сказать, – никогда не входите в контакт с нами. Мы находимся в совершенно асимметричной ситуации, в односторонней связи, или, скорее, в связи, направления которой ни при каких обстоятельствах не пересекаются.

Мы – Наблюдатели. Мы шпионим за вами. В течение целых веков мы следим за целыми нациями.

Мы видим вас. Вы нас не видите. Мы знаем все о вашей жизни. А вы не знаете даже о нашем существовании.

Наша Миссия – максимально раствориться в обществе, в которое внедрился, на любой социальной ступени, и регулярно делать подробные и точные отчеты о его эволюции. От нас также требуется общее мнение о ситуации в вашем мире в переживаемый момент.

Естественно, никто никогда от меня не требовал создания тысячи трех томов, рассказывающих о тысяче трех годах, проведенных на этой планете. Наши технологии связи соединяют разум, как искусственный, так и естественный, напрямую и передают информацию по каналам вне измерений в бесконечное число раз быстрее скорости света. Помимо моих регулярно отправляемых в коммуникационный центр анализов, квантовое сознание Материнского Корабля видит то, что я переживаю каждый день, одновременно со мной, с разницей в пикосекунду.

А книги я написал, чтобы помнить о том, что сделал за эти века, в течение моих сменявших друг друга жизней.

То, что Материнский Корабль вовремя получает мои отчеты, прекрасно. То, что они надлежащим образом зарегистрированы в метамашинах планетарного контроля, тоже очень хорошо.

Но я хотел обрести память. Память осязаемую, видимую, отложившуюся одновременно и на некоем физическом объекте, и в глубине моего мозга.

Поэтому я быстро понял, в чем для меня заключается смысл литературы. Материнский Корабль не счел нужным этому препятствовать, просто приказал усилить меры безопасности и позаботиться о конфиденциальности информации.

С течением времени, по мере расширения библиотеки, я установил соответствующую систему для ее защиты. С течением веков и в результате эволюции земной техники я приобрел опыт настоящего специалиста. В первой половине девятнадцатого века я был даже взломщиком высокого класса в Центральной Европе и в Германии. Когда я сражался с бурами в Южной Африке, я придумал противопартизанскую тактику боя, приспособленную к новым методам ведения войны, которые применяли взбунтовавшиеся африканеры. Говорили, что сам Лоуренс Аравийский вдохновился нашими новациями, так же как и первые специальные подразделения, появившиеся в Азии во время китайско-японской войны тридцатых годов. В двадцатые годы я работал во Франции на производстве сейфов Фише[7]. Во время Второй мировой войны я служил в Блечли-парк, в британских шифровальных спецподразделениях, которые раскрыли код немецкой машины Энигма[8]. После смерти в 1945-м я воскрес в Соединенных Штатах, откуда с тех пор и не уезжал. И в этой американской жизни среди прочих освоенных мною прекрасных профессий я много раз обращался к электронике, применяемой в разнообразных системах безопасности.

Снаружи не видно ничего, но достаточно, не произведя соответствующих процедур, засунуть в квартиру мизинец, как очутишься в ловушке. В ловушке, облаченной в форму дома.

В ловушке, которую следует как можно быстрее покинуть, пока она не захлопнулась, пока не прибыла полиция.

Или пока она вас не убила.

Я хочу сказать, не заставила вас навсегда исчезнуть с лица земли.

Дом создан так же, как и я. У него двойная личина. Или даже тройная, если учесть его гражданскую внешность нормального жилища.

Двойная личина в том смысле, что это – машина-ловушка. А тройная в том смысле, что это – машина-организм.

Любая ловушка по определению двойственна, а любой человек по определению тройственен, мы знаем об этом уже миллионы лет.

В этом-то дом и похож на меня.

Первая личина – маска, персона, формирующая видимость реальности, это первый круг, круг явных феноменов.

Вторая личина – машина-ловушка, земная, задуманная и созданная согласно соответствующим эпохе технологиям. Это второй круг. Это секрет-приманка.

Поскольку под первым слоем мер безопасности, более или менее нормальным, более или менее легальным, более или менее невидимым, есть еще одна личина, перевернутая личина, личина секретного оружия. Нанотехнологического. Третий круг. Круг, из которого нет выхода.

Если – по тем или иным причинам – первый барьер не сработал или не сумел остановить вторжение, в игру вступает Невидимый Дом.

Он снабжен арсеналом, обнаружить который не способна ни одна земная машина, даже та система, чьим секретным резервом Дом является.

Это третий круг, он же последний. Но на самом деле – первый. Поскольку он есть и альфа, и омега.

В долю секунды любой объект, расцененный как чужеродный, будет буквально расщеплен на атомы и останется от него лишь горстка пепла. Методы выбираются в зависимости от обстоятельств, применяются различные излучения, выбор средств неисчислим. В результате несколько более сложных действий нарушитель может быть также перемещен в любую точку во времени и в пространстве. Он может оказаться на орбите Ганимеда, в жерле вулкана на Земле или на Венере, на глубине три тысячи метров водного или гелиевого океана, а то и в клинической обсервационной матрице Материнского Корабля.

В любом случае, нарушитель исчезает из Дома, никаких следов его пребывания не остается.

Он никогда туда не входил. И не мог из него выйти.

Такое случалось несколько раз.

Я прожил в этой ловушке десяток лет. Для нас это, в общем, норма – десять лет в зоне наблюдения. Когда я воскрес в августе 1945 года, то шесть лет провел в Альбукерке, в Нью-Мехико, где был авиационным механиком, потом, после краткого пребывания в Лас-Вегасе, где я ознакомился с новыми системами наблюдения, поработав в нескольких казино, уехал в Хьюстон, в Техас. Там до 1959 года я трудился в компании, специализировавшейся на воздушной безопасности, а сразу после работал на субподрядчика компании «Локхид» в Колорадо. Летом 1966 года я проехал через Атланту, что в Джорджии, потом до начала семидесятых жил в Сан-Франциско. В самый разгар «власти цветов», когда Хэйт-Эшбери заполонили хиппи, я работал инженером-акустиком, затем отправился в Нэшвилл, где оставался до конца десятилетия и открыл собственную фирму по производству средств электронного наблюдения, оснастившую большинство звукозаписывающих студий города. Затем, после краткого визита в Вашингтон, перед поездкой в Сиэтл, последовали целых три года, проведенные в качестве военного контрагента, в Миссуле, в Монтане, потом я ненадолго заскочил в Чикаго – это было в 1992-м – и, наконец, переехал в старый добрый Нью-Йорк.