Читать книгу "Фактор "ноль" - Морис Дантек"

И я помню, что всякий раз совершенно был неспособен ответить им.

6. Обсерватория человеческого мира

Когда я проснулся, над городом едва поднималась заря. Я ничего не ощущал, мое тело, казалось, исчезло, – да и существовало ли оно когда-нибудь? Память стала туманной пеленой, похожей на пыль, окутавшую Южный Манхэттен. Мне понадобились долгие минуты, чтобы опять привыкнуть к своему собственному дому, хотя я уходил из него всего лишь на сутки. Привыкнуть, узнать его, приручить, вновь почувствовать себя его хозяином. Сначала гостиная с включенным телевизором, знакомые вещи, по моему вкусу расставленная мебель, цвет обоев. Потом общая картина всей квартиры. Мысленная картина того, чего не видишь, но помнишь. Первый этаж: прихожая, длинный центральный коридор, большая гостиная, кухня, туалет, гостевая спальня, моя собственная спальня с примыкающей к ней ванной комнатой. Второй этаж: просторная мастерская, мой кабинет, выходящий прямо в маленькую комнатку, вторая ванная, маленькая гостиная. Небольшая кухонька, довольно обширное помещение с запасами вина, с уголком для кое-каких поделок, с многочисленными, еще не распакованными после переезда коробками, со старыми, еще из прошлых жизней, чемоданами, некоторые из которых я сохранил со времен взятия Сен-Жан д’Акра. И наконец, под самой крышей, большое пустое пространство, третий этаж, который пока служит лишь хранилищем для куч газет, журналов и для моих разнообразных наблюдательных устройств.

Еще больше времени мне понадобилось, чтобы связать воедино бурю чувств и образов, постепенно овладевших моим рассудком.

В результате, когда я встал и неторопливо направился в сторону ванной, то знал, что случилась катастрофа, что я пользуюсь в данный момент своим последним телом гомосапиенса, что я скоро вернусь на Материнский Корабль и что я удочерил маленькую человеческую девочку.

Маленькую девочку, упавшую с девяносто первого этажа Северной башни Всемирного торгового центра, маленькую девочку, упавшую из человеческого ада в руки мнимого человека, готовящегося улететь на небо.

Я разместил ее в очень спокойной гостевой спальне, выходящей на южную сторону. Из ее окон, правда, было видно огромную разрушенную зону, в которую превратился Всемирный торговый центр, но так девочка скорее примирится с реальностью, подумал я. Она крепко спала, когда я заглянул в приоткрытую дверь.

Я снова принял душ. Мне казалось, что миллионы тонн измельченных обломков прилипли к моей коже. У меня было ощущение, что вся эта масса пепла буквально просочилась сквозь поры внутрь моего тела, что я ношу в себе останки человеческой цивилизации. Катастрофа впечаталась в мой новый организм не только морально, но и физически.

Да, физически, органически, метаболически. Поскольку все это порошкообразное вещество, весь этот пепел, все эти обломки состоят из измельченной человеческой плоти, из людской угольной пыли, из останков тел.

И никакой душ тут не поможет.

Я был ими.

Солнце поднялось над Нью-Йорком, над разрушенным Манхэттеном, пронизывая слабым радужным свечением туман из пепла, отдельные пласты которого продолжали висеть над городом.

Я посмотрел в одно из двух окон, расположенных на южной стороне маленького трехэтажного особнячка, превращенного Фальсификаторами в безличный дом, в нечто вроде огромной мастерской, совершенно в духе времени, но со своим характером. В Нью-Йорке, чтобы остаться анонимным, лучше проявлять некоторую долю эксцентричности.

Передо мной открылось странное зрелище. Город, казалось, обступил со всех сторон какую-то огромную пустоту. Было ясно, что не видно ничего. Отсутствие в тот день стало тем единственным, что присутствовало.

Две огромные башни исчезли с лица земли, словно никогда и не существовали. Манхэттен, Нью-Йорк, Соединенные Штаты, весь мир очутились в параллельной вселенной. Во вселенной, где Всемирный торговый центр не нависает над Уолл-стрит, в очень спокойной, несуществующей вселенной, без всяких самолетов-самоубийц, без гигантского пожара, без взрывов.

Во вселенной, не имеющей шансов на существование.

Все начало утра я бродил по квартире, словно после долгого путешествия. Я узнавал детали своей жизни, которую на самом деле собирался покинуть.

Я ходил по длинному центральному коридору, служившему библиотекой. Шкафы высотой в человеческий рост стояли вдоль стен, друг напротив друга. Во время своей неспешной прогулки я смотрел на сотни толстых, тщательно расставленных томов, иногда легко касался их рукой, пытаясь снова соединиться с каждым, вспомнить содержавшийся в них опыт, заключавшуюся в них жизнь.

Книги, которые я покупал и хранил в течение своего долгого существования, находились в основном у меня в кабинете. Они лежали в комнатах, на прибитых к стенам разнообразных полках, аккуратно стояли в английском викторианском шкафу в гостиной. Научные трактаты были рассортированы по стеллажам в медицинской мастерской, некоторые, не очень важные, валялись кипами в подсобке или на третьем этаже.

Здесь, в коридоре, тоже выстроились книги. Хранимые в течение веков, но не приобретенные.

Эти книги я не покупал.

Я их написал.

Одна тысяча три тома.

Тысяча три тома, пронумерованных по двум параллельным принципам: номер серии, то есть обычные цифры, обозначавшие место произведения в процессе написания: том 1, том 2, том 3 и так далее.

А сверху на каждом экземпляре находилось еще одно число.

Ряд этих чисел начинался с 998. По левой стене – четные, по правой – нечетные.

Ряд заканчивался две тысячи первым годом – еще не завершенным произведением, носившим по первой нумерации номер 1003.

2001–1003 = 998.

Проделайте вычисления сами, если нужно.

Я начал писать свой повествовательный отчет в девятьсот девяносто восьмом году по христианскому летоисчислению, и тысяча три года спустя событие, которое приведет мир к критическому ряду катастроф, вынудило меня прервать создание живой библиотеки для того, чтобы спасти одну маленькую человеческую книжицу, одну повесть, состоящую из плоти, крови и нервов. Спасти в то самое время, как я готовился покинуть ее разрушающийся мир.

Ситуация сложилась еще более безнадежная, чем та, что мы пережили в башне, еще более безнадежная, чем положение этого разрушающегося мира. Настолько безнадежная, что она и была, похоже, нашим последним шансом.

Примерно полмиллиона лет мы наблюдаем за вами, чуть больше двенадцати тысяч лет мы регулярно посылаем своих Наблюдателей жить на Земле и внедряться в самые разные слои общества.

Раньше другой звездный конгломерат занимался этой частью неба, но мы их победили и вытеснили. Отныне только наша цивилизация имеет право тем или иным образом входить с вами в контакт.

Но практически никогда не входит.

За исключением нас, Наблюдателей.