Читать книгу "Майя Плисецкая - Мария Баганова"

Но в тот день Джавахарлал Неру подозвал переводчика-индуса и принялся рассказывать Майе индийские легенды о лебедях. Он говорил о том, что лебедь самое верное из живых существ на земле, что когда самец погибает, то самка, взмыв высоко в небо, камнем бросается на землю, не раскрыв крыльев, и разбивается насмерть. Что лебедь в смертельной агонии громко горестно стонет, можно сказать поет, издавая звуки осмысленные и мелодичные, и что лебединое чувство семьи должно стать образцом для человечества. Так вот почему здесь так понравился ее танец о Лебеде!!!

Потом принесли плов, обильно приправленный пряностями — такого вкусного плова Майя не пробовала больше никогда, и Неру стал аппетитно есть его руками, как это принято в Индии. Жестом он пригласил Майю последовать его примеру. Прозвучала реплика, сказанная через индийского переводчика: «Это блюдо есть вилкой и ножом — все равно что любить через переводчика». Улыбнувшись, Майя отбросила прибор и тоже принялась смачно поглощать аппетитный плов. А с другого конца стола на нее с ужасом смотрел соглядатай. Сам он не проглотил ни кусочка, а после ужина тут же оказался рядом с балериной и принялся задавать вопросы: о чем говорил с ней Неру? Почему через своего переводчика, не через советского?

— Неру спрашивал меня про вас, — съязвила выведенная из себя актриса. — Спрашивал, почему все едят, а один не притронулся. Предположил, что вы — верующий и поститесь.

Чекиста перекосило. Это в наши времена церковь в почете, а тогда по одному только подозрению в религиозности могли и из партии выгнать, и с работы. Гэбист понял, что над ним издеваются, побелел от злости и по возвращении отомстил.

С этого момента Плисецкая стала невыездной. Следующие гастроли Большого просвистели мимо нее, потом еще одни и еще. Голландия, Греция, Китай. И это несмотря на то, что в 1951 году, когда отмечалось 175-летие со дня основания Большого театра, Майя Плисецкая стала заслуженной артисткой РСФСР. В 1956-м — народной артисткой РСФСР. Можно вспомнить многих актеров, которые награждались почетными званиями не за свои достижения на сцене или съемочной площадке, а совсем за другое. Но Плисецкую наградили по заслугам, наградили, несмотря на довольно сложные отношения с властью.

Недоверие властей к балерине было столь велико, что за ней всюду по пятам стала следовать машина с тремя неприметными молодыми людьми. Машина сопровождала ее в театр, в магазины, ночью стояла под окном ее квартиры. Не понаслышке знакомые с таким способом слежки артисты театра подтвердили: это машина КГБ.

Потом была Англия, Лондон. Туда отбыло три четверти труппы — а Плисецкая осталась в Москве. Потом точно так же не состоялся Париж. Это было невероятно обидно! Особенно когда танцовщица узнала, что в Париже на гастролях Большого побывала сама Матильда Кшесинская. «Я плакала от счастья. Это был тот же балет, который я видела более сорока лет назад, обладатель того же духа и тех же традиций.» — так написала прима Императорского театра в своих мемуарах. Интересно, что бы сказала блистательная Матильда, увидев танец Плисецкой? Этого мы уже никогда не узнаем.

Но позднее судьба вознаградила балерину за ту несостоявшуюся встречу. Она виделась и сумела пообщаться с Ольгой Спесивцевой, с Сергеем Лифарем, с Жоржем Баланчиным.

В семьдесят шестом году в Америке она тайком нанесла визит легендарной Ольге Спесивцевой — балерине с несчастливой, ужасной судьбой. Великий балетмейстер Энрико Чекетти сказал о Спесивцевой: «В мире родилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Анной Павловой, другая — Ольгой Спесивцевой». Дягилев добавил: «Для меня Спесивцева — та сторона яблока, которая обращена к солнцу», «Спесивцева тоньше и чище Павловой». Увы, ужасы революции, гражданская война, эмиграция — эти беды погубили талантливую балерину. На нее обрушились болезни: сначала туберкулез, а потом стала подводить память, развилась мания преследования. Двадцать лет балерина провела в психиатрической клинике, а выздоровев, уже не могла вернуться на сцену. Еще почти полвека она жила в пансионе Толстовского фонда под Нью-Йорком, страдая от одиночества и невостребованности.

Она соглашалась на встречи с советскими артистами, но каждый раз очень расстраивалась. При встрече с Майей Плисецкой Спесивцева, поседевшая, но все еще красивая, похожая на свои старые фотографии, была не слишком разговорчива, стеснялась своего зависимого положения и поначалу неохотно шла на контакт. А потом задала вопрос: «А Витя Семенов жив?» Плисецкая опешила: Виктор Александрович Семенов, бывший танцовщик — премьер Мариинского театра, когда-то принимал ее в хореографическое училище. Увы, жив он не был — умер в 1944-м.

А вот темпераментный Серж Лифарь, в прошлом ведущий солист Дягилевского балета и балетмейстер Парижской оперы, ворвался в артистическую уборную Плисецкой после «белого» акта «Лебединого» со словами: «Вы напомнили мне Оленьку Спесивцеву. Это лучшая балерина веков. Она, как вы, танцевала душой, не телом. Впрочем, и телом тоже. Замечательным телом.» О, это был великолепный комплимент!

На следующий день Лифарь подстерег Плисецкую возле артистического входа «Гранд-опера» и ошарашил: «Нас ждет Коко Шанель. Я ей о вас рассказывал. Едем.»

Актриса опешила: Шанель? Этого не может быть! Наверняка, шутка! И даже принялась отказываться от неожиданности. Но Лифарь настаивал: «Я беден, не имею денег на подарок, вас достойный. Все, что зарабатываю, трачу на пушкинский архив. Встреча с Коко — вот мой вам подарок. Едем, черт возьми. Нас ждут».

Лифарь сказал правду: в бутике Шанель их действительно ждали.

Легендарная Коко запомнилась Майе высокой, очень худой женщиной. Ей было уже за восемьдесят. Для двух зрителей — Плисецкой и Лифаря — Шанель устроила показ мод Дома Коко Шанель осенне-зимнего сезона. Это была первая французская коллекция, которую довелось увидеть Майе Михайловне.

Манекенщицы очень старались, но Шанель все равно была недовольна и то и дело делала им замечания. Потом сама показала, как надо носить наряд — и произошло чудо: на мгновение Шанель словно омолодилась. По походке, по фигуре ей нельзя было дать больше двадцати пяти лет.

А потом хозяйка модного дома вдруг предложила: «Выбирайте, Майя, что вам понравилось. Все — ваше».

Плисецкая замялась в нерешительности: не привыкла она к таким царским подаркам. И тогда Шанель выбрала ей наряд сама — белый мундирчик из плотного простроченного шелка с аксельбантами и золотыми полувоенными пуговицами. Он и по сей день в гардеробе балерины, надевает она его по торжественным случаям. Покрой, форма и сегодня не вышли из моды. Под пиджак носят прямой сарафан, складно облегающий фигуру.

Но Майе предстояло еще выдержать испытание!

— Жанет, снимите костюм, пусть Майя наденет на себя. — Приказала Коко. — И пройдется в нем перед нами. Посмотрим, как умеет носить изделия Дома Шанель балерина из России.

Облачившись в белый мундирчик, Плисецкая вышла к зрителям, подражая походке Шанель, сделала диагональ и два круга. Коко разразилась аплодисментами:

— Теперь я верю Сержу, что вы — великая балерина. Я вас беру в свой бутик. Согласны?..