Читать книгу "Тетради Шерлока Холмса - Джун Томсон"

– Жуткое дело, – скривился Кэрразерс.

По его голосу и поведению я понял, что он предпочел бы не обсуждать это, и из уважения к нему не стал настаивать. Я и сам до сих пор с трудом нахожу слова, чтобы описать ужасы этой битвы, которые мне довелось наблюдать собственными глазами. Он тоже, должно быть, немало перенес во время того трехсотдвадцатимильного горного марш-броска из Кабула к лагерю Аюб-хана. Там Кэрразерс и его товарищи, обратив мятежников в бегство, сняли осаду с Кандагара.

Однако у меня осталось немало вопросов к нему. Когда он был ранен? Быть может, во время снятия осады? Ведь в сражении пострадало свыше ста девяноста наших людей. А вдруг его, как и меня, переправили в главный госпиталь в Пешаваре? Если да, то интересно было бы узнать, не помнит ли он лейтенанта Уилкса и капитана Гудфеллоу, с которыми я сдружился в госпитале. Или ту громадную бабищу – старшую медсестру, почему-то прозванную Душечкой? Да, умела она нагнать на пациентов страху. Уилкс даже сочинил про нее довольно пикантные куплеты на мотив песенки «Ты знаешь Джона Пила?..»

Однако я выкинул свои вопросы из головы, а вместо этого произнес:

– Позвольте угостить вас с Сэрстоном выпивкой. Что предпочитаете?

Заказывая у стойки бара спиртное, я оглянулся и, увидев, как Сэрстон с Кэрразерсом о чем-то шепчутся, будто старинные друзья, знакомые много лет, ощутил странное и неожиданное чувство. Даже теперь мне трудно его описать. Это была не совсем ревность, хотя, признаюсь, меня слегка задело, что новичок Кэрразерс, кажется, на короткой ноге с моим другом Сэрстоном. К этому примешивалась и профессиональная неприязнь, потому что Кэрразерс был участником героического марш-броска, освободившего наши войска, в то время как меня пуля сразила во время куда более прозаического занятия – ухода за ранеными[32]. Стыдно сказать, но мучило меня и то, что он был полковником, а я – простым лейтенантом. Но к этой вполне понятной враждебности примешивалось какое-то смутное беспокойство, которого я объяснить не сумел, а потому приписал его ревности и постарался о нем забыть.

Возвратившись к своим спутникам, я приложил большие усилия, чтобы ничем не выдать эти недостойные мысли, и нацепил на лицо приветливую улыбку.

Слава богу, полковник не остался с нами завтракать, хотя Сэрстон явно надеялся на это. Кэрразерс торопливо извинился, якобы вспомнив, что у него назначена встреча со старым армейским другом, пожал нам руки и откланялся, к явной досаде Сэрстона. Я же был чрезвычайно рад, что мне не придется обмениваться с ним воспоминаниями об афганской кампании.

Впрочем, окончательно отделаться от полковника Кэрразерса мне не удалось: едва мы принялись за завтрак, его имя снова возникло в разговоре, будто призрак Банко на пиру[33].

– Интересный человек, вы не находите? – заметил Сэрстон.

Я понял, кого он имеет в виду, но, тщетно пытаясь увести разговор в сторону, в притворном неведении спросил:

– О ком это вы?

– О ком? О Кэрразерсе, конечно!

Я не успел ничего ответить, так как Сэрстон с воодушевлением продолжал:

– Я подумал, он придется вам по нраву. Как только я с ним познакомился, то сразу сказал себе: «Дружище Уотсон будет рад свести знакомство с этим человеком». У вас ведь так много общего: Индийская армия, Афганистан, оба были ранены…

– Действительно, совпадений много, – согласился я. – Он играет на бильярде?

– Вряд ли. У него же нет глаза, – резковато заметил Сэрстон, давая понять, что я задал явно нелепый вопрос. Моя антипатия к бедняге от этого только усилилась.

Перекусив, мы отправились играть на бильярде, но к тому времени настроение у меня совсем испортилось. Я никак не мог сосредоточиться, и Сэрстону без труда удалось обыграть меня. Мое чувство собственного достоинства в очередной раз было задето, а неприязнь к Кэрразерсу возросла еще больше, хотя я внутренне корил себя за пристрастность.

Домой на Бейкер-стрит я вернулся не в лучшем расположении духа. Холмс, со свойственной ему проницательностью, не преминул заметить это, как только я вошел в комнату.

– Что привело вас в такое уныние? – спросил он.

– Ничего, – отрезал я.

– Неужели, приятель! Я уже достаточно долго живу с вами бок о бок, и научился улавливать ваши настроения, как свои собственные. Хотя женщины и заявляют о своей монополии на интуицию, мы, мужчины, иногда бываем не менее прозорливы, а в некоторые случаях – даже более. Это Сэрстон так повлиял на вас?

Я не собирался ничего ему рассказывать и все же против воли заговорил:

– Нет. Это новый член клуба по имени Кэрразерс. Полковник Годфри Кэрразерс.

– Ну и?.. – не отставал Холмс, вопросительно поднимая бровь.

– Что-то меня беспокоит, Холмс! – не выдержал я. – Не пойму, отчего я сразу ощутил неприязнь к этому человеку.

– Может, оттого, что он полковник? – мягко предположил Холмс.

– А я всего лишь лейтенант? Не думаю, Холмс. По крайней мере, надеюсь, что не поэтому. Все, что я могу предложить в качестве объяснения, – с ним что-то не так.

– Что-то не сходится?

– Да, и это меня тревожит. Я не знаю. Просто чувствую…

Я смолк, не зная, как выразить свои ощущения.

– Ага, снова интуиция! – воскликнул Холмс. – Однако за всеми этими интуитивными прозрениями может стоять вполне рациональное толкование. Во всяком случае, я так считаю. Итак, давайте препарируем ваши ощущения, как препарируют труп, выясняя причину заболевания. Может быть, что-то в его поведении показалось вам неестественным?

– Вовсе нет. Он выглядел и вел себя в точности как бывший офицер.

– Тогда манера выражаться?

– Она тоже была вполне обычной.

– Вы размышляли над тем, зачем ему понадобилось вступать в клуб?

Дело предстало в новом, неожиданном ракурсе, о котором я раньше не думал. Я замялся с ответом.

– Ну, думаю, он хотел вращаться в обществе бывших военных вроде меня…

– Он ведь полковник? В «Кандагаре» бывают офицеры в таких высоких чинах?

– Если хорошенько подумать – то нет. Там много капитанов, в лучшем случае майоров…