Читать книгу "Новое дворянство. Очерки истории ФСБ - Ирина Бороган"

В конце 1990-х город Владивосток, если судить по активности ФСБ, находился на передовой линии фронта борьбы со шпионами. В июле 1999-го сотрудники ФСБ провели обыски в квартире и в лаборатории океанолога Владимира Сойфера — под предлогом, что его исследования представляют угрозу безопасности страны. В конечном итоге дело закрыли по амнистии, несмотря на то что никаких обвинений официально предъявлено не было. Сойфер опротестовал амнистию, бросавшую тень на его репутацию, и в мае 2001 года дело было закрыто.

К тому времени генерал Сергей Веревкин-Рахальский, начальник УФСБ по Приморскому краю, инициировавший это расследование, уже перебрался в Москву. В 2000 году Веревкин-Рахальский стал замминистра по налогам и сборам, а в 2001-м был произведен в звание генерал-лейтенанта и назначен первым заместителем директора Федеральной службы налоговой полиции.

Столь стремительный карьерный рост офицеров ФСБ из Владивостока не мог остаться незамеченным для их коллег из других регионов. Очень скоро охота на шпионов охватила всю страну, даже самые отдаленные от границ регионы. В январе 2002 года УФСБ города Пензы заявило о себе, разоблачив 22-летнего шпиона, якобы завербовавшего 16-летнего подростка. Позднее выяснилось, что предполагаемый шпион был просто преподавателем английского языка, который попросил одного из своих учеников принести сделанные его отцом фотографии космодрома Байконур. Сотрудники ФСБ заявили, что учитель планировал продать эти снимки посольству США.[71]

Одним из показательных дел «шпионского» отдела Следственного управления ФСБ был процесс над Валентином Моисеевым. Моисеев, бывший заместитель директора Первого департамента стран Азии и Африки МИД, был арестован 4 июля 1998 года по обвинению в передаче секретных документов южнокорейской разведке.

Бывший офицер ФСБ, а сейчас адвокат Юрий Гервис прокомментировал это дело следующим образом: «То, что происходило с Моисеевым, в действительности называется созданием вербовочной ситуации. Его добрые отношения с Чо Сон У, советником посольства Южной Кореи в России, южнокорейская разведка могла использовать, чтобы завербовать его. ФСБ разрабатывала Чо Сон У в связи с его знакомством с Моисеевым. Сотрудник действующего резерва ФСБ, прикомандированный к Министерству иностранных дел, начал регулярно встречаться с Моисеевым в целях получения от него информации. А затем ФСБ использовала данные, которые дал сам Моисеев, как доказательства против него. С юридической точки зрения — это провокация».[72]Выяснилось, что обвинения против Моисеева не подкреплены никакими доказательствами. В перечень «секретных» документов, переданных Моисеевым, ФСБ включила, например, «Соглашение об охране перелетных птиц».[73]Общее число судей, в разное время председательствовавших на процессе, достигло пяти: судьи постоянно удалялись и заменялись другими. В конечном итоге Верховный суд аннулировал решение Мосгорсуда, приговорившего Моисеева к 12 годам лишения свободы, и снизил срок до четырех лет.

Выбор следователей, занимавшихся делом Моисеева, тоже достоин внимания. Один из них оказался сыном начальника СИЗО «Лефортово», где сидел Моисеев. Другой, Юрий Плотников, в свое время принимал участие в расследовании по делу Эдмонда Поупа — обвиненного в шпионаже гражданина Соединенных Штатов. Отец Юрия, Олег Плотников, выступал в этом деле в роли прокурора.[74]Оба Плотникова по окончании дела Моисеева значительно продвинулись по службе. Старший следователь Василий Петухов начинал дело капитаном, а закончил подполковником, а через год он уже возглавлял «шпионский» отдел. Начальником следственной группы по делу Моисеева был Николай Олешко, тогда еще только начальник «шпионского» отдела Следственного управления ФСБ.

Проблемы, с которыми ФСБ каждый раз сталкивалась при расследовании шпионских дел, заставили ее пересмотреть подход. Спустя несколько лет в ФСБ решили, что подозреваемым лучше предъявлять обвинения в экономических преступлениях. Теперь людей арестовывали не за шпионаж, а по подозрению в незаконном экспорте технологий и других экономических преступлениях. Удобной мишенью оказались директора научно-исследовательских институтов, работающие по выгодным международным контрактам.

Новый подход испытали на Оскаре Кайбышеве, директоре Института проблем сверхпластичности металлов: ФСБ обратила на него внимание в 2005 году. Изначально 65-летнего ученого обвинили в разглашении государственных секретов, но тут же была развернута широкая кампания в его защиту — за Кайбышева вступились коллеги и журналисты. Тогда обвинение Кайбышеву заменили: теперь ему инкриминировались экспорт технологий и незаконные коммерческие махинации. В августе 2006 года Кайбышев получил шесть лет условно.[75]

В октябре 2005 года Федеральной службой безопасности были арестованы академик Игорь Решетин, генеральный директор «ЦНИИМАШ-Экспорт»,[76]его заместитель по экономике Сергей Твердохлебов и заместитель по безопасности Александр Рожкин. Всех троих посадили в Лефортово.

Следователи ФСБ не стали предъявлять арестованным обвинений в шпионаже или разглашении государственных секретов. Им инкриминировали растрату и нарушение правил экспорта. Позднее к этому прибавились передача Китаю технологий двойного назначения и контрабанда.

В декабре 2007 года трое обвиняемых получили от 5 до 11 лет. Через несколько дней на сайте правозащитной организации Human Rights (www.hro.org) было опубликовано письмо одного из осужденных: «Если бы директор повел диалог с органами, никаких страшных последствий не было бы вообще, а его личное положение и положение фирмы на рынке космических технологий только бы укрепилось. Фирма получила бы своеобразную крышу, в хорошем смысле этого слова, в лице Службы экономической безопасности ФСБ».[77]

ФСБ не препятствовала распространению письма — скорее всего умышленно: видимо, надеясь, что фигуранты будущих процессов учтут этот совет.