Читать книгу "Зной - Полина Поплавская"

– Ну, тогда выпей келти, – Эммелина взяла со стола бутылку хереса «амонтильядо» и, не дожидаясь официанта, налила Арабелле почти полный бокал. – Помнишь, твой папа рассказывал, что «келти» по-шотландски значит «полный бокал», и это любимый обычай британцев – подносить его тому, кто не осушил до дна предыдущий.

Арабелла взглянула на Эммелину и, не отводя от нее глаз, выпила херес до дна. Официант, подкативший к ним свою тележку, удивленно уставился на девушку, крупными глотками пьющую вино, но потом вежливо опустил глаза и начал сервировать столик, ловко орудуя руками в белых перчатках.

На крахмальной скатерти появился полупрозрачный челсийский фарфор, серебро и хрусталь – администрация парка позаботилась о том, чтобы достойно принять гостей великолепного праздника садов. Все здесь, включая меню, было продумано так, чтобы никто из участников и гостей выставки не сомневался: он находится на английской земле!

Традиционная английская выпечка выглядела особенно аппетитно, и Арабелла, глядя, как ее подруга запивает ароматным кофе нарядную батскую булочку, украшенную резными цукатами, сказала:

– Похоже, ты зря жаловалась на британскую кухню.

– Конечно же, я пошутила! Я ведь нарочно выбрала эту гостиницу: обожаю все эти сладкие булочки, бабл-энд-скуики[39]и крамплеты,[40]кругленькие и теплые, с дырочками, словно в сыре…

– Ну что ж, тогда я приглашаю тебя сегодня вечером в «Кафе ройал» – с традициями там все в порядке.

– Отлично! Ведь у всех, кто приезжает из Лондона, обязательно спрашивают, побывал ли он в «Кафе ройал». – Эммелина принялась за струдель, который на свежем воздухе был еще ароматнее, чем обычно. – Именно такой струдель готовила твоя мама. Она заказала мне тогда набор посуды для выпечки и, когда я привезла все эти подложки для теста, шейкеры, формы, емкости для сдобы, она угощала нас каждое утро пирогами. Но особенно мне нравился струдель! Кто бы мог подумать, что яблочный слоеный рулет можно так вкусно готовить! – Эммелина прикрыла от удовольствия глаза и поднесла к носу маленький ломтик рулета. – Похоже, здесь все пряности на месте.

Она так расхваливала съеденное, что Арабелла, которая после выпитого хереса блаженствовала, уютно устроившись в мягком кресле, отставила в сторону свой любимый шипучий «физз» и тоже взялась за сласти.

Гуляя по парку, болтая с Эммелиной, запивая лакомства винами и коктейлями, которые заказывала Эммелина, Арабелла забыла о своем испорченном отдыхе и о новом романе, плавное нарастание событий в котором было перебито возвращением в Лондон. Она уже была захвачена новым чувством – еще безымянным и легчайшим, как лебединый пух, которым была украшена блуза подруги.

Они посидели еще немного, а потом расстались до вечера, условившись встретиться у Эммелины в гостинице.

__________

Арабелла вернулась домой и в задумчивости села у туалетного столика.

«Похоже, Мелина не знает, чем я занимаюсь… Тем лучше. А то еще окажется моей поклонницей! Лучше я сама буду восхищаться ее садами. Я чувствую и понимаю ее, как никто другой…»

Эти мысли выпевались внутри Арабеллы, как слова в старинном романсе – с придыханием. Но она не обращала на это внимания. Она чувствовала, что устала жить без любви, и ей самой хочется таких же чувств, какие бывают только в ее романах.

«Я не брошу писать то, что начала в Фолмуте. Но мужчиной-писателем теперь уж точно буду сама… Я буду жить с Эммелиной в ее саду, любить ее среди цветов! Я сама стану ее любимым, ожившим цветком! Среди мужчин ей не найти такой любви, которой окружу ее я…»

Все это было настолько необычно, что совершенно захватило Арабеллу, привыкшую внутренне упиваться парадоксальными чувствами, которые она описывала в романах, но никогда не ощущавшую потребности в них наяву. А теперь ей впервые хотелось пережить самой что-нибудь такое, что изменило бы все ее представления о себе и, возможно, всю ее жизнь…

Она встала и, захватив с собой компьютер, пошла в спальню, где ей всегда работалось лучше всего.

Арабелле не терпелось поскорее описать то, что пригрезилось ей сегодня, роль героя-любовника, очарованного прекрасной садовницей, увлекала ее…

__________

«Он проснулся рано, но солнце уже пробивалось в комнату сквозь опущенные жалюзи. Босиком он подошел к окну и потянул жалюзи вверх.

Вся вчерашняя темнота оказалась зеленью – яркой, темнее, совсем темной. Перед окнами расстилались озера цветов. Когда он распахнул окно, на него хлынуло море запахов и звуков. Влекомый их волной, он быстро оделся и вышел в сад.

Маленькие площадки неправильной формы, окружавшие дом, сияли крупными, с сине-золотым глазком посередине, фиалками, словно вырезанными из черного бархата. Эти хрупкие драгоценности были приколоты к земле короткими стебельками.

Вокруг них качались нарциссы – белые душистые звезды. Почувствовав в дуновении ветра их пряный, чуть удушливый запах, он ощутил волнение и дрожь ожидания, как перед поцелуем.

Пойдя по аккуратно вымощенной дорожке в глубину сада, он оказался среди высоких, стройных, будто отлитых из серебра лилий с золотыми мохнатыми пестиками. Далее шли левкои, резеда, мята, гвоздики всех оттенков… Они благоухали, плыли на ветру, оказываясь то в тени, то на солнце.

Ласточки ссорились друг с другом. Вода чернела в круглом бассейне.

В конце аллеи молодых, аккуратно подстриженных туй он присел на деревянную скамейку. Над головой глухо шумели старые каштаны. Отсюда хорошо просматривался дом Алины – серый, двухэтажный, с колоннами и резной деревянной решеткой. Решетку увивал дикий виноград, а по стеклу круглой веранды струился поток цветущих бегоний.

С востока плыла туча, похожая на кленовый лист. На втором этаже сверкали стекла раскрытых окон. Японские вазы с огромными букетами лилий украшали каждый подоконник.

Глядя на них, он вспомнил ту женщину, что вчера вечером пустила в свой дом его, промокшего под дождем искателя приключений, самонадеянного писателя, который возомнил себя путешественником и отправился в путь в поисках свежих впечатлений. Она накормила его и позволила переночевать. История, достойная старинной баллады…

Шорох, раздавшийся из благоухающих под утренним солнцем цветочных джунглей – оттуда, где разрослись, замысловато переплетаясь, розовые кусты, заставил его подняться и пойти на звук.

Кусты окружили его со всех сторон – он уже не видел ничего, кроме роз, тянувшихся к нему хищными шипами, норовивших зацепиться за одежду, порвать ее, оцарапать кожу.

Никогда еще он не видел столько роз. Пчелы ползали по ним, как тяжелые капли золотого меда.