Читать книгу "Шмотки. Роман из мира моды - Кристин Орбэн"

Те, кому ведомы неуверенность и волнение, знают, о чем я говорю. Ожидание – это рыбак, застывший со своей удочкой, шмотки – это приманка, дурные запахи ее развеивают. Алиби, приготовления, тревога усиливают.

Мое алиби – это мусорный мешок, сия не слишком романтическая деталь защитит меня от подозрений. Только безумная может отправиться на встречу с избранным ею – пусть даже на одну ночь – мужчиной, вооружившись синим пластиковым мешком, набитым картофельными очистками и коробками из-под ячменного сахара, а также шелковистой бумагой всех оттенков и пакетами различных модных магазинов!

На философа Мои шмотки явно производили сильное впечатление: при встрече он каждый раз удивленно разглядывал меня, моему арсеналу он мог противопоставить разве что серые футболки да поношенную черную вельветовую куртку.

Прежде всего нужно не спугнуть его: страх действует на мужчин как тормоз. Увесистый мешок с мусором цвета Карибского моря должен успокоить его, а также придать мне более земной облик, несмотря на расшитую блестками маечку цвета фуксии от Александра МакКуина. Нельзя же одеваться во что попало, даже чтобы вынести мусор. Итак, чтобы усмирить страсти, я влезла в джинсовую юбку «Levis», в людском сознании джинсовка означает непринужденность. Вот поэтому я и выбрала этот знак: юность, свежесть, симпатичная простота для установления контакта.

При каждом содрогании лифта я выскакивала, напудренная, будто театральная актриса, надушенная, как после косметического салона, в руках мусорный мешок цвета Индийского океана.

Четырежды я перелетала площадку зазря. Лифт скользил мимо нашего скромного третьего этажа, взмывая наверх. Ожидание начинало походить на облаву, во мне воскресло детское разочарование: неужто Дед Мороз позабыл обо мне? Всю жизнь мне казалось, что мне отпущен один-единственный вечер. Что, если философ не придет? Может, он сел в самолет и улетел в Китай или в Чили? Что, если он собрал вещи, пока я набирала ванну? Должно быть, я в рассеянности не слышала лифта и прозевала соседа! А может, он поднялся по лестнице? Тогда он уже в своей квартире, погрузился в чтение «Монд» – в нескольких метрах от меня за дверью из ДСП. В таком случае мне остается проглотить таблетку снотворного и запить ее виски: в час, когда «Бон Марше» закрыт, я не знаю лучшего варианта, заменяющего несостоявшееся свидание. Впрочем, высчитывать часы и минуты до открытия бутиков – это драма только для помешанных на шопинге девиц. Владельцы крупных магазинов (а я предпочитаю большие магазины, потому что они уютны, как семейные дома, ошеломляюще огромны, как манеж, и развлекательны, как парк развлечений «Текс Эвери») не отдают себе отчета в том, какое ощущение трагедии возникает в моем сердце каждый вечер около семи часов, когда чувство пустоты, требующей заполнения, еще не притупилось, а я только открыла счет новинкам дня. Только забавная встреча может заменить мне «Бон Марше» или «Прентам», хоть я понимаю, что в смысле эмоциональной насыщенности с этими магазинами ничто не может сравниться. Нынче вечером мой выбор пал на соседа-философа. Прекрасный профиль незнакомца номер 10.

Я застыла в ожидании за дверью (тоже из прессованной древесины), не в силах заняться ничем другим. Позавчерашние одежды уже отправлены на кладбище в длинном белом пластиковом чехле с этикеткой: «вечернее платье, незнакомец номер 8», потому что это уже восьмая подобная встреча с незнакомцем, и вместо того, чтобы запоминать имя, я предпочитаю присваивать им номера. Я стягиваю узлом низ пластикового чехла: платье, сопутствовавшее встрече платье, которое было расстегнуто, распахнуто руками мужчины, посвящается ему. Я больше его не надену, никто, никогда не прикоснется к нему, кроме меня. Быть может, однажды вечером в приступе ностальгии... я выну его из пластикового чехла, нежно проведу по нему рукой, чтобы понять, что чувствовал незнакомец, потому что прикосновение к ткани позволяет понять, что за воспоминание она унесла с собой.

Мои платья хранят верность.

Я приклеилась к двери, вглядываясь в дверной глазок.

Уже восемь часов, вы только полюбуйтесь на меня: продрогшая, застывшая, будто я влюбилась по уши. Быть может, именно в это мгновение я люблю его. Можно обожать кого-то малознакомого, совсем не знакомого просто потому, что в это мгновение у тебя возникло желание любить, а этот человек отвечает неким чаяниям. Я могу полюбить на час. Мне кажется, что это никогда не длилось дольше часа. Зачем же пренебрегать любовью длиной в шестьдесят минут? Разве она исходит не из того же источника, что и любовь к жизни? Что такое тридцать лет в сравнении с вечностью?

Скоро девять. Сосед-философ и его любовные страдания еще не вернулись, и я все еще стою перед дверью, держа наготове пластиковый мешок цвета южных морей, в меня вселилась душа собаки-спасателя, сенбернара, готового прыгнуть, броситься навстречу.

Пожалуй, я бы оценила мужчину, мысли которого заняты другой. У меня бы возникло ощущение, что я люблю его, а он в этом никак не участвует. Я приняла бы его пустые жесты ~ жесты, адресованные другой, с куда более сильным чувством, чем если бы они были адресованы мне. Я бы прижала его в груди, зная, что ничего не могу для него сделать. Я бы жалела того, кто допустил, чтобы чувства, желание взяли над ним верх: я презирала бы его победительный рассудок и его ученость, оказавшиеся бессильными перед парой стройных ножек. Я не ощущала бы опасности, поскольку влюбленный мужчина для прочих женщин потерян. Я могла бы научить его, как не стать жертвой, как быть любезным – только сильные мужчины любезны с женщинами; женщины по-прежнему путают силу и безразличие. Я объяснила бы ему все то, о чем не говорится в философских книгах. Стряхнула бы перхоть с воротника его черной вельветовой куртки, сменила бы серые футболки на белые, красный шарф на шарф цвета морской волны, более подходящий ему по цвету.

Тогда, в детстве, Дед Мороз так и не пришел. Это больно задело маленькую девочку, я всю ночь пряталась в объятиях огромного плюшевого мишки. До сих пор помню терпкий запах его коричневой шкуры и белый накрахмаленный нагрудник, на котором розовыми нитками было вышито его имя: Тентен.

У меня есть счет к Деду Морозу, ко всем Дедам Морозам на свете.

Мне остается искать утешение в шкафах, набитых разноцветной, хорошо скроенной одеждой.

Платье для шопинга

Я вышла из дому около полудня. Я не была на воздухе вот уже много дней.

Когда я прогуливаюсь по улице, люди оборачиваются, одни женщины улыбаются, другие тянут мужей за руку, некоторые даже смеются. Чтобы избежать безвестности, важно спровоцировать реакцию, видеть, как оборачиваются тебе вслед. После того как МТЛ побывала в бутике Шанель, я записала: «Пройти незамеченной – это немного сродни смерти».

Шмотки часто решают за меня. У них хороший вкус; нынче утром, высвободившись из- под моего надзора, они сыграли общий сбор – сбор анонимных шмоток, тех, магазинных, что не связаны ни с чем существенным, и новых шмоток: магазин непосредственно предшествует кладбищу. На кладбище есть около сотни пустых пластиковых чехлов, готовых вместить волнующие моменты моей жизни. Чем больше заполняется чехлов, тем интенсивнее протекает моя жизнь. Когда все они заполнятся, придется переезжать. И речи не может быть о том, чтобы пожертвовать их на благотворительность или передать в музей, столь же невозможно перенести их в подвал: я уверена, они умрут там, заплесневевшие и покинутые.