Читать книгу "Хороша была Катюша - Мария Федорова"

Выяснялось, что она пустила в его квартире сильные корни. Везде: в кухне, ванной, спальне и гостиной — на каждом шагу попадались ее вещи. Зубная щетка, гель для душа, расческа, пачка прокладок, полотенца, многочисленные баночки с кремами и лосьонами — в ванной он застрял особенно надолго. Складывая всю эту ерунду, необходимую женщине больше, чем вода и воздух, в шуршащий пакет, он прощался со своими мечтами об уютном семейном доме… Нет, лучше жить одному, изредка заводя короткие, ни к чему не обязывающие интрижки. Так честнее — люди сразу знают, что на короткое время их объединила постель, никто не строит никаких планов, не питает иллюзий о светлом будущем. Немного физиологии, короткое удовольствие, опустошенность, которая проходит — и не остается никакого следа. Никаких баночек в его ванной и шелковых алых трусиков в его шкафу. Он соберет все — даже пачка начатых салфеток не должна напоминать ему о том времени, когда Катерина заполнила его жизнь, заставила мечтать и надеяться.

Надежда… Маленький сын у него на руках — крошечный комок новой жизни, который будет расти, познавать мир, радоваться и огорчаться. Будет делать первые шаги, вцепившись пухлыми ручками в сильный папин палец. Откроет книжки, которые сохранила Сережина мама с самого раннего его детства. Будет показывать картинку, где нарисована собачка, и радостно восклицать: «Гав-гав!» Нет, все пустое… Не было и не будет никакого мальчика. И книжки с картинками тридцатилетней давности так и останутся пылиться на антресолях родительской квартиры.

* * *

Катерина раздвигала старое кресло-кровать в проходной комнате родной квартиры — в спальне после развода прочно обосновались Светлана с Павликом. Ей предстояло спать в одной комнате с мамой, слушать по ночам скрипение старого дивана и вздохи пожилой женщины, страдающей бессонницей. А по утрам нужно будет занимать очередь в совмещенный санузел, где Пашка уже привык, сидя на унитазе, играть прищепками и зубными щетками. И с надеждами бросить постылую работу секретарши в убогой конторе предстоит расстаться. Опять надо будет считать копейки и экономить изо всех сил, чтобы покупать себе приличные колготки и обувь. Катя не собиралась сдаваться.

Безусловно, какое-то время уйдет на то, чтобы прийти в себя, восстановить форму, зализать раны и почистить перышки. Да и горечь разочарования уйдет не сразу — она настолько была уверена в том, что ее ждет скорая свадьба и безбедная жизнь домохозяйки, что снова тащить лямку работающей одинокой женщины в состоянии свободного поиска будет непросто. Но вот что странно — о Сереже, которого она практически считала своим мужем, Катя почти не вспоминала. Его роль была сугубо функциональной. Она готова была терпеть его присутствие и соблюдать приличия, но не более того. Этот избалованный маменькин сынок так и не пробудил в ней никаких чувств… Оно и лучше. А то пришлось бы еще страдать, мучиться…

Катя залезла под одеяло и закрыла глаза. «Только бы никто не лез с вопросами… Пусть сами догадываются, почему я снова здесь. Да, мать, наверное, сейчас на кухне плачет — старшая дочка с мужем развелась, сына одна растит на грошовую зарплату, и у младшей сорвалась намеченная свадьба… Нет девкам счастья в жизни…»

Катерина не ошиблась — Ольга Ивановна сидела за кухонным столом. Перед ней стояли чашка с давно остывшим чаем и блюдечко с вареньем. По усталому лицу пожилой женщины текли слезы. Ее материнское сердце разрывалось от боли. Едва увидев на пороге бледную и злую Катерину с огромными пакетами и сумками, хмурым взглядом и плотно сжатыми губами, она поняла, что и у младшей дочери в ближайшее время не будет никакой свадьбы.

Она собралась было уже разохаться, запричитать, начать выспрашивать подробности, но осеклась — Катин взгляд резанул ее, как нож. И непонятно — беременна дочка или нет?.. Вроде когда на дачу ездили, ее тошнило, голова кружилась… Потом срочно в больницу легла, но уже через день ушла из гинекологии, матери ничего не объяснила. А теперь вот дома. Надолго? Если насовсем, трудно всем придется. Со Светой и Павлушкой они уже сжились, друг друга понимают, жалеют. А Катька с детства эгоистка. Когда Света у Аркадия жила, у Катерины хоть своя комната имелась, а теперь надо будет с матерью в одной, проходной…

* * *

Катерина опаздывала на работу. Она никак не могла привыкнуть, что живет теперь на окраине и выходить из дому ей надо в половине восьмого. У Сережи в это время она только начинала тянуться в постели. Ежедневные сборы стали настоящим кошмаром. Катя фурией носилась по дому, теряя то одно, то другое, обнаруживая, что в совмещенном санузле плотно обосновался племянник; чайник, который она поставила на плиту, оказался пустым, растворимый кофе кончился, колготки порвались, а запасной пары в доме нет.

Светлана вошла в свою комнату и обнаружила сестру, яростно копающуюся в ее шкафу.

— Кать, что ты там ищешь?

— Колготки.

— А почему в моем ящике?

— Потому что моего в этом доме ничего нет — ни комнаты, ни кровати, ни ящика. Везде твои и Пашкины тряпки. По всему дому его игрушки. Он с улицы прямо в грязных ботинках бежит в комнату, и я живу в свинарнике!

Света молча подошла к шкафу, отстранила сестру и достала запечатанные колготки:

— Держи…

Катерина посмотрела на упаковку — колготки были самые дешевые, из тех, которые можно надеть под брюки или сапоги, но никак не с изящными модельными лодочками.

— Я такую дрянь не ношу! — Она с презрением посмотрела на сестру. — Подари их школьной уборщице на Восьмое марта! Или сама на праздник напялишь? Посмотри, в кого ты превратилась! И что удивляться, что у тебя мужик сначала запил, а потом и вовсе свалил?! Да он еще долго продержался… Его небось с первого дня от тебя тошнило. Каша манная!

Это было самое обидное детское прозвище, которое пустила по двору бойкая младшая сестра. Света умела многое прощать Катерине, но тут ее терпению пришел конец. От незаслуженной обиды к глазам подкатили слезы, в горле встал комок, она развернулась и выбежала из комнаты.

Катерина, клокоча от бешенства, натянула брюки, набросила на плечи пиджак и начала запихивать в изящную маленькую сумочку объемистую косметичку. «Накрашусь на работе. Не могу больше в этом дурдоме находиться!»

«Не могу. Не могу их видеть!»

Катерина почти бежала к остановке под моросящим дождем. Зонт она забыла, но возвращаться домой было решительно невозможно. Ей казалось, что если она сейчас увидит лица дорогих родственников, то просто взорвется.

«Куда деваться? Я не могу с ними жить. Эти вечные обсуждения хозяйственных забот — что купить, что сварить… Живут, чтобы есть, животные! Считают каждую копейку». Вчера Светка увидела, какая у Катерины тушь для ресниц… Чуть в обморок не упала. Сама до сих пор самым дешевым карандашом глаза подводит. Пашка этот сопливый. Они с ним носятся, как дуры с писаной торбой, так он совсем одурел: чуть что — истерики взялся закатывать. Слова ему не скажи. Катерина смотрела телевизор, а он взялся тут же в войну играть, наставил солдатиков, сражение устроил. Пиф-паф, ой-ой-ой… Она раз ему сказала, чтоб шел в свою комнату, другой сказала. Будто не слышит. Ну и отвесила племянничку подзатыльник. Такой вой поднялся…