Читать книгу "Человек, который хотел выпить море - Пэн Буйокас"

– Их невозможно перенести, – говорил священник, – без согласия их родственников, а они его не дадут.

– Тогда перенесите моего мужа! Я даю вам свое согласие. Если только вы положите его среди мужчин. Мужчине пристало быть среди мужчин, как и всякому живому существу пристало быть среди ему подобных.

– Но, мадам, ваш муж больше уже не мужчина.

– С чего вы взяли?

Конца их спору не предвиделось, и Лукас пошел дальше. Он остановился возле столика с сувенирами, за которым стояла молоденькая монахиня. Иоланда, слава богу, не настолько ревнива, как вдова этого хоккеиста, и все же она может поинтересоваться – что он делал в универмаге Итона. К счастью, монахиня продавала свечи. Свечи Иоланда любила.

– Их зажигают, когда произносят заклинания, – объяснила монахиня, протягивая Лукасу лист бумаги. – Они предназначаются для того, чтобы умиротворить душу, которая скитается по земле, не находя покоя.

Лукас взял у нее две свечки. Одну Иоланде, другую себе, на случай, если он проснется до того, как отыщет Зефиру. Тогда он попробует успокоить ее душу, прежде чем снова отправится в свое путешествие.

– А как насчет веревки висельника? – спросила монахиня. – Есть еще кусочек марли, в которую был запеленут Лазарь. Причем заметьте, на все сувениры у нас имеется сертификат.

– Спасибо, нет, – ответил Лукас, расплачиваясь. – Но, впрочем, мне нужна информация. Я ищу могилу Зефиры с острова Лерос. Она была дочерью рыбака Анастиса.

– Я не знаю, где расположена каждая могила, но участок Лероса находится дальше по этой аллее, за голубыми воротами.

Лукас положил в карман свечи и листок с заклинаниями и направился к голубым воротам. По крайней мере, там отыщет отца Зефиры. А уж тому наверняка известно, где похоронена его дочь.

Встречные мужчины раскланивались с ним, женщины ему улыбались. Слева хасидский духовой оркестр, одетый в траур, играл «Сентиментальную прогулку», расположившись вокруг какой-то могилы. Справа мужчина читал поминальную молитву.

– Должен сознаться, – произнес он, обращаясь к Лукасу, – что хоронить такого человека, как мой брат, – одно удовольствие!

Вскоре Лукас поравнялся с Клодом, молодым актером, который одно время работал у него в ресторане официантом, пока не снискал известность как драматург монопьесой под названием «Приговоренные жить». Он стоял, уставясь в приготовленную для похорон могилу. В могиле не было гроба, и не было рядом ни священника, ни других людей. Может быть, он собирает материал для новой пьесы?

– Нет, – ответил Клод. – Я решаю, не лечь ли мне сюда?

Лукас спешил – ему предстояло отыскать Анастаса и потом Зефиру, помочь Арису откопать храм Артемиды. Но он не мог пройти мимо юноши, который собирался лечь в могилу таким молодым. И он сказал:

– Критике понравилась ваша пьеса. Вы вполне можете взяться за новую. Зачем вам ложиться сюда, да еще в такой прекрасный день?

– Уж вы хорошо знаете зачем!

– Потому что мне самому ваша пьеса не понравилась? Но я мало что понимаю в драматургии.

– Тогда с какой стати вы взялись судить о моей работе?

– Она нагнала на меня тоску. Она слишком мрачная. Вы говорите о жизни так, словно это болезнь. Почему? Вы молоды, здоровы. У вас есть мечты, вы по натуре человек жизнерадостный – иначе я не нанял бы вас официантом…

– Но так делать нельзя!

– Как?

– Отождествлять художника с его творением! Это две разные вещи. Более того, драматургия призвана облагораживать умы, а не набивать желудки. Ум можно облагородить, только ввергнув его в депрессию.

– Надо было предупредить меня об этом заранее. Откуда я мог знать? Я учился только на жизненных трудностях и маленьких повседневных чудесах.

Клод закатил глаза.

– Ради бога, только не порите снова эту чушь насчет того, как стоит женщине вам улыбнуться – и жизнь снова начинает играть всеми своими красками, полная радости и счастливых возможностей!

Уязвленный Лукас едва удержался от того, чтобы самому не спихнуть Клода в разверстую могилу. Но он все же сказал:

– У меня есть доводы получше. И я вам их непременно приведу, как только вернусь. Я не заставлю вас долго ждать.

И он поспешил прочь. Внезапно какой-то человек схватил его за руку.

– Помогите! – воскликнул он. – Я не могу ее оставить так.

Он показал на женщину, которая стояла на коленях возле могилы и размазывала по лицу грязь. На памятнике была фотография пятнадцатилетнего подростка.

– Она приходит сюда каждое утро. Поговорите с ней! Она считает меня бесчувственным. Но как я могу оставаться бесчувственным, ведь он был и моим сыном! Скажите же ей что-нибудь, сам я уже не нахожу слов.

Теперь Лукас торопился куда больше, ему нужно было найти Анастиса и Зефиру, помочь Арису и вернуться назад, чтобы убедить Клода продолжать жить дальше. Он попытался отстранить мужчину с дороги. Даже если бы он решил вмешаться, что можно сказать матери, потерявшей пятнадцатилетнего сына?

– Сны! – внезапно произнес он.

– Сны?

– В снах с ними можно снова встретиться. Позвоните Джуди Иамада, она вам все объяснит.

16

В голубые ворота въехал грузовик, груженный готовыми для погребения сосновыми гробами. Ворота были низкие, и несколько гробов сбросило верхней перекладиной на землю, при этом их содержимое выпало наружу. Водитель вылез из грузовика, чтобы подобрать останки, а несколько женщин, опередив его, подбежали и коснулись ладонями трупов, потом отошли назад и дотронулись до своих детей, которые пришли с ними на кладбище.

Лукас спросил водителя, не знает ли он, где похоронен рыбак Анастис.

– Ступайте прямо вверх по холму, – ответил водитель, – а потом спуститесь с другой стороны.

Лукас поднялся на холм и спустился вниз, как было сказано, и оказался на свалке: тут и там валялись вперемешку дырявые корзины и полусгнившие гробы, потертые покрышки, ржавые части автомобилей и прочий хлам, вместе с покрытыми мхом костями и черепами. Здесь не было ни венков, ни цветов, ни посетителей – только сновали крысы размером с крупную кошку. Отыскав наконец гроб, на котором было обозначено имя Анастиса, Лукас откинул крышку и заглянул внутрь. Оттуда пахнуло нафталином, а далеко внизу, в глубине, словно бы на дне колодца, сидел на корточках старый рыбак и раскладывал пасьянс.

– Какое скучное место для человека, который провел жизнь среди волн, – пробормотал Лукас.

Рыбак поднял голову.

– Чтоб твоей могилой стала кастрюля! – воскликнул он. – Если бы не ты, моя дочурка осталась бы на Леросе и похоронила бы меня по-человечески, чтобы и на мою могилку могли приходить люди и вспоминать меня. Чтоб твое имя сгинуло навеки! Моя ненаглядная девочка уехала с острова потому, что ни один из вас, сукиных сынов, не женился бы на бесприданнице – чтоб вашим дочерям достались в мужья сутенеры! А откуда мне было взять для нее приданое, паршивец ты этакий, когда за мою рыбу платили жалкие гроши, чтоб тебе вечно грызть собственное нутро!