Читать книгу "Налда говорила - Стюарт Дэвид"

Мне стало хорошо, когда это случилось, и грусть, которая у меня была с тех пор, как Фрэнк пробежал мимо меня, тоже исчезла. Но вот в чем дело: когда Элизабет вернулась снова, с ней была та самая особенная сиделка, и я от этого очень застеснялся. Они медленно шли по тропинке к моей скамейке и говорили о чем-то друг с другом, я не слышал, о чем, а потом они дошли до меня и остановились, и Элизабет мне улыбнулась.

– Где же ты был вчера вечером? – спросила она. – Мы с Фрэнком ждали тебя в нашей маленькой комнате.

А я только дотронулся ручкой от инструмента до живота и сказал, что он у меня болел. Но я чувствовал, как эта особенная сиделка смотрит на меня, и у меня от этого голос зазвучал очень странно, и я даже еще больше застеснялся.

– Это плохо, – сказала Элизабет. – А как ты сейчас себя чувствуешь?

– Лучше, – сказал я, и она от этого стала немного счастливее.

И я уже подумал, что они, наверное, сейчас уйдут, да и Элизабет, наверное, тоже так думала, потому что пошла к главным дверям. Вот тогда эта особенная сиделка заговорила со мной, я вам уже рассказывал про это. И вместо того, чтобы идти туда же, куда пошла Элизабет, она подошла немного ближе к моей скамейке и начала говорить очень приятным и теплым голосом.

– Мне очень жаль, что вчера так получилось, – сказала она. – Со старым Уиллом. Но ты особо не обращай на него внимания. Он совсем безобидный.

И Элизабет тогда подошла поближе к нам и спросила, в чем дело.

– Старый Уильям, – ответила сиделка. – Я думаю, он вчера немного напугал нашего садовника, кричал какие-то глупости, пока тот работал.

– Он совершенно выжил из ума, – сказала мне Элизабет и снова улыбнулась. – Просто ненормальный – не забивай себе этим голову.

И они тогда снова пошли к главным дверям, обе вместе, и после того, как Элизабет снова сказала, что мы с ней увидимся вечером, и после того, как двери закрылись и они обе исчезли, я еще сколько-то времени сидел очень изумленный. Странно было думать о том, что эта прекрасная сиделка заговорила со мной.

9

Я не соврал, когда сказал Элизабет о том, что у меня прошлой ночью болел живот, хотя я совсем не поэтому не пошел к ним наверх. Но много раз, особенно по ночам, мой живот начинал очень сильно болеть, как будто бы мой брильянт там двигался и собирался выйти наружу. И даже хотя иногда он болит так сильно, что я могу только лежать на боку, сильно прижав колени к животу, я все равно из-за этого радуюсь, ведь это значит, что моя драгоценность становится все ближе. И скоро она точно будет моей.

И еще тут есть одна штука, когда я после этого засыпаю, мне обычно снятся очень странные сны. И в ту ночь он тоже был странным.

Мне вот что приснилось: я работал над лозами, как тогда в тот день, и этот человек в кресле на меня тоже кричал. Но когда я повернулся, чтобы посмотреть на него, в кресле был уже совсем не он, а Налда. И она кричала так же, как он. И злилась, как она и вправду делала, когда я стал немного старше и подрос.

Но вот в моем сне я ей сказал то же самое, что говорил ей, когда она принималась кричать, когда я еще был маленький. Я присаживался рядом с ее креслом и шептал: «Расскажи мне про нас, Налда. Расскажи мне про кольцо…» Но в моем сне, похоже, все было, как будто я уже стал старше. И она, похоже, даже не знала, кто я такой есть, пока кричала. А потом вдруг она превратилась обратно в того старика, и он снова начал кричать эти свои безумные штуки.

Это был, конечно, очень странный сон. И весь следующий день, после того, как Элизабет и та особенная сиделка поговорили со мной у этих лоз, я все продолжал думать и думать, и про Налду тоже. Но главное, про что я думал, – это про то, что вечером нужно будет пойти к Фрэнку и Элизабет в эту маленькую комнатку, и пока день продолжался, я становился все счастливее и счастливее.

Я не делал никакой слишком сложной работы после того, как закончил с лозами, в основном потому, что я еще был очень слабым из-за того, что у меня болел живот. Я на самом деле только привел в порядок растения, которые карабкались по задней стене больницы. И когда наконец пришло время закончить работу, вернулся в свой домик, чтобы поесть и немного помыться. А потом, очень радостный, поднялся по газонам к зданию больницы и прошел через все те двери и коридоры, которые мне в первый раз показал Фрэнк.

У меня даже были ключи в руке, на тот случай, если вдруг дверь от комнаты будет заперта и я приду первым. Но когда я туда дошел, то услышал внутри голоса и телевизор, так что просто постучал в дверь и потом смотрел на ручку, пока она не опустилась и дверь не начала открываться.

– Ага, – сказал Фрэнк, когда увидел, что это я, и открыл дверь пошире. – Заходи давай. Элизабет как раз мне рассказывала о твоих неприятностях со старым Уиллом. – И когда я вошел в комнату, Элизабет мне улыбнулась, а потом достала из рукава свой носовой платок и вытерла им рот.

– Возьми себе пирога, – сказала она мне. – Кто-то принес его одному из пациентов, но этот пациент не любит пироги – и отдал его мне. Очень вкусный.

Она положила кусок на тарелку и поставила тарелку на столик перед креслом, которое я себе выбрал, и Фрэнк тоже взял себе кусок.

– Как насчет портвейна? – спросил он у меня, налил стакан и поставил его рядом с пирогом. – А теперь, – сказал он, – давай послушаем про старого Уилла. Мне всегда интересно, что он говорит. Я уверен, что в его словах есть некая странная мудрость, нужно только правильно все понять.

Элизабет засмеялась и убрала носовой платок обратно в рукав.

– Я думаю, Фрэнк, ты такой же ненормальный, как и он, – сказала она. – А может, и хуже. По крайней мере, он-то знает, что он сумасшедший.

Я аккуратно поднял стакан и сделал глоток, стакан дрожал немного. Потом я посмотрел на то, как Фрэнк улыбается, и сказал:

– Булки.

Но когда я это сказал, он перестал улыбаться и нахмурился, я покраснел и даже немного испугался.

– Это, – сказал я шатким таким голосом, – то, о чем говорил старик.

И потом я смотрел, как Фрэнк перестает хмуриться, и только после этого снова заговорил. Потом я сказал ему:

– «Как там твои булки?» – вот что он сказал.

И Фрэнк начал смеяться, даже как-то не очень нормально, как будто бы очень громко кашлял.

И я сказал:

– Он попросил меня принести одну.

– Одну что? – проговорил Фрэнк между приступами смеха.

– Я… я не знаю совсем. Но думаю, он говорил про булки.

Тогда Элизабет тоже начала смеяться, а с Фрэнком случилось то, что бывало со мной, когда Налда меня иногда щекотала, – он все пытался вдохнуть воздух и перестать смеяться. И я, наверное, обрадовался тогда, потому что начал говорить довольно быстро.

– А у меня не было никаких булок, – сказал я. – А потом он еще начал кричать: «Принеси мне фрукт, друг мой. Принеси мне фруктов».