Читать книгу "Адский штрафбат - Генрих Эрлих"

— Цел? — спросил Юрген.

— Царапина, — ответил Красавчик, — левое плечо. Почему всегда левое плечо?

— Ты его задираешь при стрельбе.

— А-а-а, — протянул Красавчик.

— Давай перевяжу.

— Брейтгаупт перевяжет. Ганс!

Юргену показалось, что Красавчик позвал Брейтгаупта только для того, чтобы убедиться, что с тем все в порядке. Появился Брейтгаупт, молча окинул их внимательным взглядом и полез в ранец за индивидуальным пакетом. На хоры поднялись Войгт с Иллингом.

— Эггер, — доложили они коротко.

— Понятно, — ответил Юрген. — Набивайте пулеметные ленты. Это только начало.

Последняя фраза включала в себя и погибшего Эггера. Он был неплохой парень, этот Эггер, жаль, что им не довелось повоевать с ним подольше. И не доведется впредь.

Юрген подполз к окну, осторожно выглянул наружу. Из арки ворот так же осторожно выглянул иван, высунул голову в круглой, как шляпка гриба-боровика, каске.

— Приготовиться! — сказал Юрген.

Он достал фляжку с водой, сделал большой глоток, протянул фляжку Красавчику.

— У меня еще есть, — ответил тот, тоже пристраиваясь у окна, — оставь себе, неизвестно, сколько нам здесь еще куковать.

Как ни внимательно наблюдали они за воротами, русские появились неожиданно. Никто больше не выглядывал, оценивая обстановку. Они просто выбежали толпой и устремились к церкви, стреляя на ходу. И только потом закричали свое ужасное «Ура!».

Юрген потерял секунду, вряд ли больше, но этого было достаточно, чтобы русские преодолели несколько метров. Потом было еще несколько секунд, когда он менял ленту. Одного пулемета Красавчика было недостаточно, чтобы сдержать порыв русских. Едва Юрген вновь включился в дело, как умолк пулемет Красавчика. «Вот, черт!» — донесся его голос. Значит, живой, уже хорошо.

От ворот бежать русским было много меньше, чем от восточного угла, шагов шестьдесят-семьдесят. И они знали, что их ждет. Они бежали по телам солдат, погибших в предыдущей атаке, навстречу пулеметному огню. И от их фигур веяло решимостью добежать, несмотря ни на что, и порвать пулеметчиков в клочки. От этой решимости становилось не по себе. Юрген, уж на что бывалый, почувствовал озноб, рука дрогнула.

Пулемет, вместо того чтобы раскинуть веер пуль, ударил в одну точку, в одну грудь, ударил и как будто захлебнулся кровью. Иван с разбитой грудью упал навзничь, широко раскинув руки. В одной из них была граната. Он не добежал совсем чуть-чуть до броска.

Юрген спохватился и тоже бросил в наступавших гранату, и другую, и третью. Последнюю он бросал вертикально вниз, к самым дверям церкви.

Иваны тоже успели бросить несколько гранат. Две из них влетели в окна и разорвались внизу. Все же это была церковь, а не крепостная стена, в ней были окна, а не бойницы. Наступила тишина.

— Кажется, отбились, — сказал Красавчик.

Снизу донесся стон.

— Отбились, — сказал Юрген и стал спускаться вниз.

У стены неподалеку от дверей лежал лицом вниз солдат в немецких форменных брюках и ботинках. Китель на спине был иссечен осколками и пропитан кровью. Еще один солдат лежал на боку у колонны в центре церкви. Рядом стоял на коленях Брейтгаупт и вспарывал ножом штанину. Солдат громко вскрикнул, наверное, Брейтгаупт задел рану.

Войгт, определил Юрген и перевел взгляд на солдата, лежавшего вниз лицом. Иллинг. Он подошел ближе, посмотрел на открытую Брейтгауптом рану. Похоже, осколок вырвал кусок мышцы на бедре, не задев кости.

— Ничего, Войгт, — сказал он, — все не так страшно, как кажется. В госпитале тебя быстро поставят на ноги.

Брейтгаупт сделал марлевый тампон, приложил к ране, перебинтовал поверх штанины. Юрген помог ему, держа ногу Войгта на весу. Потом они встали.

— Патроны кончились, — сказал Юрген.

Брейтгаупт козырнул в присущей только ему манере, приложив к каске не полностью раскрытую ладонь, а один лишь указательный палец, а затем чуть вскинул руку с выставленным пальцем. Возможно, это означало: понял, командир!

Спустился сверху Красавчик, скользнул, как и Юрген, взглядом по лежавшим на полу солдатам.

— Я насчитал сорок семь тел, — сказал он.

— Всего? — удивился Юрген. — Мне казалось, что в каждую атаку шло не меньше сотни.

— У страха глаза велики, — сказал Брейтгаупт.

«Die Furcht hat tausend Augen»

Это сказал Брейтгаупт.

Он взвалил Войгта на спину, как мешок с картошкой, и направился к дверям.

— Иди, герой! — сказал ему в спину Юрген.

Добродушно сказал. Он и не подумал обидеться на Брейтгаупта. А Брейтгаупт не хотел обидеть его или посмеяться над ним. Скорее, сам Юрген готов был посмеяться над собой. Надо же, привиделось: не меньше сотни! Ну, в той ситуации кому угодно бы такое привиделось. А солдат без страха не бывает. То есть бывают, конечно, Юрген встречал нескольких таких бесстрашных, у них у всех с головой было что-то не то, отмороженные они какие-то были. И ни один не дожил до конца первого же боя. Так что можно все же сказать, что живого солдата без страха — не бывает.

Юрген поделился своими мыслями с Красавчиком.

— Да я, честно говоря, тоже струхнул маленько, — сказал тот и усмехнулся: — А Брейтгаупт!.. Помнишь?

Как не помнить! На Орловской дуге, когда они еще наступали, русские предприняли контратаку. Собственно, той контратакой они их и остановили. Страшная была контратака. Брейтгаупт после этого целый час говорил. Это Брейтгаупт! А уж что он городил, даже сейчас вспоминать смешно. Они и рассмеялись.

Брейтгаупт скинул Войгта на руки санитарам. Хозяйственный отсек превратился в полевой госпиталь и понемногу наполнялся ранеными. Вокруг свистели пули, при бомбежке и обстреле внутрь могли залететь осколки, но ничего другого они не могли предложить раненым. Спускаться в подвал те наотрез отказывались. Больше осколков они боялись быть заваленными внизу. А спускать вниз тяжелораненых не хватало рук. Уже не хватало.

Они проводили взглядом Брейтгаупта, который скрылся за дверью, ведущей наверх, в казармы. Скоро он появится вновь с ящиками с патронами. Вместо Брейтгаупта в поле зрения возник русский танк «Т-34». Он на полном ходу вылетел из арки ворот и устремился в центр двора. Он ехал прямо по телам убитых русских солдат, давя их, как давят виноград, разбрызгивая красный сок, наматывая внутренности на гусеницы и выбрасывая далеко назад кровавые ошметки. Танк крутанулся на ходу, развернувшись лицом к казармам, и сразу же выбросил первый снаряд. Он не успел поднять ствол пушки, поэтому выстрел пришелся в дверь конюшни. Можно было только предполагать, что наделал внутри разорвавшийся снаряд. Вероятно, он убил часть лошадей и разрушил стойла. Оставшиеся в живых лошади, обезумев от запаха крови, вырвались из стойл и бросились к широкому проему снесенных выстрелом дверей. Русский танкист, увидев надвигавшуюся из глубины затемненного помещения сплошную темную массу, нажал на гашетку пулемета. Поверженные лошади падали на пороге. Бежавшие следом пытались взять вдруг появившийся барьер и падали, сраженные пулеметными очередями, громоздя завал все выше и выше.