Читать книгу "Холодная нефть с горячим запахом крови - Владимир Контровский"

Морской воевода не преувеличивал свою значимость: он был практически вторым человеком Северного княжества Руси. Обвал похоронил под собой чуть ли не все боевые корабли, чудом уцелевшие в предшествовавших передрягах, развалилась инфраструктура, погибли и разбежались люди. Остались немногие, и Александр Желваков, бывший офицер штаба Западного военного округа, сумевший взять власть, удержать её в кровавой сумятице постобвала и железной рукой установивший на Севере подобие порядка, оценил Михаила Пантелеева. Пантелеев стремительно прошёл путь от капитана второго ранга, занимавшего должность флагманского ракетчика, до вице-адмирала и командующего Северным флотом. Назначение и чин этот не были утверждены Москвой, но князя Александра это мало смущало: Москва давно уже была ему не указ. Злословить же по поводу "скороспелого адмирала" никто не злословил: во-первых, Пантелеева искренне уважали, а во-вторых — северный князь за подобные разговоры запросто мог вырвать язык (в самом что ни на есть прямом смысле слова). А для самого Михаила статус морского воеводы и ближнего боярина значил гораздо больше, чем ставшие уже формальными военные звания рассыпавшегося государства.

Статус же московского гостя был неопределённым. По данным разведотдела флота, боярин Зиновий в прежние времена заседал в Государственной Думе Российской Федерации, параллельно занимаясь какими-то мутноватыми делишками с землёй и недвижимостью, кои тогда именовались красивым словом "бизнес". И бизнес этот был небезуспешным: будущий боярин наложил лапу на солидные участки земли в Подмосковье, сдавал их в аренду, деньги переводил за рубеж и жировал, свысока поглядывая сквозь тонированные стёкла роскошного авто на будущих смердов, суетившихся на улицах столицы.

Благолепие Зиновия (как и многих других ему подобных) рухнуло в одночасье. Обвал превратил в труху многомиллионные счета в банках всего мира, рухнула вся юридическая система, подпираемая деньгами, а реальные ценности — всё то, что можно было потрогать руками, — пришлось защищать от нахрапистых конкурентов и аутсайдерских банд с оружием в руках. Это было совсем непросто: наёмникам надо было чем-то платить, иначе они, быстро сообразив, что самая устойчивая валюта упакована в рожки АКМов и залита в топливные баки танков, без лишних сантиментов могли отобрать у прежних хозяев жизни всё нажитое непосильным трудом, а заодно и вздёрнуть их самих на первой же подходящей приспособе. Финансовые воротилы растерялись, но самые ушлые из них поняли, что единственный способ сохранить вес и влияние (да и саму жизнь) — это тем или иным способом втереться в доверие к новым военным вождям, живущим по понятиям возрождавшегося феодализма.

Удалось это немногим — наиболее дальновидные князья, завоёвывая себе авторитет, с лёгким сердцем отдавали на суд и расправу осатаневшему народу, искавшему виноватых во всём случившемся, самых одиозных чиновников и олигархов, и бесстрастно наблюдали, как их жгут на кострах, четвертуют на Красной площади и топят в Москве-реке. Одним из этих немногих был боярин Зиновий — он пережил смутное время не только не растеряв своего достояния, но и приумножив его за счёт менее удачливых коллег. Более того, феноменальное чутьё на опасность уберегло Зиновия от опрометчивого шага, который стал бы для него последним.

В самый разгар Обвала, когда рушилось всё и вся, большая группа новорусских нуворишей, потеряв голову от страха, надумала покинуть вздыбленную страну и искать убежища за океаном (способ проверенный). Зиновий тоже должен был лететь спецрейсом на Лондон, но он, в отличие от других, уже смекнул, что бежать некуда: за рубежами России творилось то же самое. Зачем куда-то лететь, если пуля из "М-16" ничуть не приятнее пули из "калашникова", а тевтонский топор нисколько не гуманнее русского топора? Понимание этой простой истины спасло Зиновия от безвременной кончины — VIP-''боинг" не долетел до аэропорта назначения.

О причинах катастрофы — самолёт на взлёте врезался в Останкинскую телебашню и все находившиеся на его борту погибли, — ходили разные слухи. Говорили о технических неполадках и даже о зенитной ракете, пущенной некими террористами, но Пантелееву была известна истинная причина случившегося. Перед самым вылетом командиру воздушного корабля сообщили, что вся его семья — мать, жена и трое детей — вырезана бандитствующими аутсайдерами, и пилот, вроде бы не раз проверенный и преданный элитариям, исправно подкидывавшими ему на кусок хлеба с маслом, съехал с катушек. Нейтрализовав остальных членов экипажа, он заперся в пилотской кабине и направил "боинг" на телебашню, на прощанье выдав в эфир всё наболевшее, высказанное исключительно в ненормативных выражениях.

А Зиновий — Зиновий уцелел, и даже поставил на выигравшую лошадку. Московские князья сменялись один за другим, вырывая право на московский престол с помощью оружия и закрепляя это право беспощадным и поголовным — до седьмого колена — уничтожением противостоящих кланов. В итоге в этой кровавой чехарде победил Василий Тёмный, одним из приближённых которого исхитрился стать Зиновий. Официальный статус Зиновия был неясным — новомодное клише "думный дьяк" ни о чём не говорило, — и Пантелеев допускал, что московский боярин с равным успехом мог прилететь как по приказу князя Василия, так и по собственной инициативе. Новые бояре в Московском княжестве быстро набирали силу, и ещё неизвестно, кто реально правил в Москве: они или великий князь.

"Поглядим, что это за Сухов, — подумал командующий флотом, припомнив фразу из любимого фильма своей юности, — и с чем он к нам пожаловал".

Справа показались развалины Морского вокзала. Руины эти торчали на самом виду, но у князя Александра всё никак не доходили руки их снести: то не хватало времени, то лишних рабочих рук, то находились более важные дела — пассажирские лайнеры не заходили в Мурманск уже лет пятнадцать, и особой нужды в специализированном терминале не было. А появились эти развалины в смутное постобвальное время, после трёхдневных жестоких боёв с многочисленной — свыше двух тысяч человек — и хорошо вооружённой группировкой, сколоченной оппонентами северного князя в основном из аутсайдеров-криминалов.

Намерения мятежных бояр, рвавшихся к власти над севером Руси, были серьёзными (ища поддержки, они вели тайные переговоры с United Mankind, обещая глобам многое), однако бывший штабной офицер Желваков оказался не лыком шит. Он быстро перебросил из Печенги в Североморск верную ему и сохранившую боеспособность 61-ю Киркенесскую бригаду морской пехоты, и Мурманск, не знавший доселе уличных боёв, узнал, что это такое.

Разношёрстное воинство мятежников не выдержало удара морпехов. Остатки его — из числа тех, кто за прошлые свои прегрешения никак не мог рассчитывать на снисхождение, — отошли к зданию Морского вокзала, взывая по всем радиодиапазонам о помощи. Тщетно — у европейцев были свои проблемы, а глобы не собирались ради горстки уголовников затевать авантюрный прорыв в Кольский залив. Здание Морвокзала было разбито орудийным огнём, а уцелевших его защитников победители, не утруждая себя нудным судопроизводством политкорректных времён, перевешали прямо на привокзальной площади — по зимнему времени мёрзлые трупы долго раскачивались на самодельных "глаголях" на холодном ветру.