Читать книгу "Русалка и Зеленая ночь - Станислав Буркин"

– Ой, не спрашивай, – произнес казак смягченным и даже каким-то домашним голосом. – Открывай, давай.

Мусорщик свинтил пробку, протянул флакон ослепившему его фонариком всаднику, и тут же ощутил рукою влажное тепло смачно присосавшихся к бутылке конских губ.

– Пей-пей, Недокентавр, – сказал всадник ласковым голосом, поглаживая ладонью лошадиную шею. – Вся ночь впереди.

Бутыль опустела, казак угрожающе подал коня вперед, животное фыркнуло, и друзей обдало горячим перегаром. Не попрощавшись, патруль молча побрел по улице прочь. Труженики космоса слегка ошарашено проводили кавалерию взглядом.

* * *

… Метро под вечер было почти пустым, и бесконечные эскалаторы с угрожающим поскрипыванием тайных механизмов отвезли нашу троицу в многоярусное подземное царство.

Станция представляла собой низкий, длинный и тускло освещенный зал. Из глубоких ниш в колоннах подслеповато выглядывали мраморные статуи. Из туннеля веяло таинственным холодком с примесью густых технических запахов. Глазастый поезд выскочил из тьмы, как стальной дракон из пещеры, и с лязгом остановился. В вагоне было светло, он был пуст, лишь один лысый мужчина с капельками пота на голове сидел в углу и читал книгу из серии «Кровавая классика». Он тревожно покосился на вошедших, бросил беспомощный взгляд на захлопнувшуюся дверь и в отчаянии снова уставился в том.

Даня уложил ковер с телом на выпуклое сиденье, а сам, чтобы не клевать носом, остался стоять. Поезд тронулся. Сверток тут же упал и наполовину размотался, но Ванечка помог Дане снова скатать и забросить его на место. Машенька села на краешек скамьи и подперла ковер спиной. Даниил разогнулся, схватил одно из болтающихся резиновых колец, облегченно вздохнул и рукавом свободной руки утер лоб. Это было одно из тех мгновений, когда от усталости голова уже не думает, а лишь с какой-то дремотной нежностью фиксирует в грохоте вагона знакомые образы и чувства. За окном призрачно отражается салон… За отражениями во тьме проносится стена… Изредка мелькают огни… Вновь мчится строй бешеных кабельных змей…

Прямо из метро, эскалаторами, переходами и лифтами они проникли в жилой район, громоздящийся единым подземно-надземным блоком. Часть этого здания именовалась «академическим общежитием», здесь были огромные, порой коммунальные, квартиры, и тут же сдавались дешевые номера с облупившейся штукатуркой и высоченными потолками. В одном из потертых крыльев этого здания как раз и жил доктор Аркадий Эммануилович Блюмкин.

– Вы куда это так смело направились, молодые люди? – окликнула гостей консьержка, привставая из-за бюро.

– Мы, простите, к доктору Блюмкину. – Держа на плече завернутую Русалочку и поставив чемодан, важно поправил очки Даниил.

– К какому такому Блюмкину? – недоверчиво переспросила старуха, словно слышала эту фамилию впервые. Притом что служила она здесь столько, сколько Даня себя помнил.

– Который детский логопед.

– А, к педофилу, – кивнула та, как бы говоря: «Так я и знала».

– Что это вы такое го-го-говорите? – заволновался Даня. – Доктор Блюмкин – замечательный честный врач…

– Да? Ну, идите-идите. Только я про него слыхала, будто бы он маленьких заик растлевает.

– Враки это все, – промямлил Даня, – а ва-вам стыдно должно быть… – и друзья, взяв чемоданы, пошли по гулкой парадной лестнице вверх. Потом они свернули с одной ковровой дорожки на другую – в длиннющий ярко освещенный коридор. В темном закутке с кафельным полом и деревянными, измазанными известкой малярными козлами они нашли массивную, казенного типа, двустворчатую белую дверь, украшенную позолоченной табличкой:

Частная логопедическая клиника доктора Блюмкина.

Когда раздался звонок, доктор, склонившись над старой чугунной ванной с ножками в виде львиных лап, вручную шоркал белый халат, что-то напевая себе под нос. Он был в сером фартуке, рукава его были засучены, голова повязана платочком, а на носу сидели похожие на пенсне очки с овальными линзами. Звонок он услышал не сразу, а когда электрический треск все-таки добрался до его слуха, он так всполошился, что чуть не поскользнулся на мокром кафеле. Выскочив из ванной, он, семеня в скользких тапочках, помчался через заставленный старым хламом коридор.

– О! Друзья мои, проходите, проходите, пожалуйста, – суетливо встретил он гостей. – А я тут по дому занимаюсь. Вот, посмотрите на меня, весь уделался…

Компания молча, но шумно ввалилась в квартиру и сходу углубилась в гостиную. Там друзья сложили вещи в угол и рухнули на старый диван, чтобы впервые после космоса передохнуть. В квартире пахло книжной сыростью и клопами.

Доктор сделал чай и предложил переползти в столовую, но молодежь настояла на том, чтобы заказать пиццу и поужинать на ковре у камина, а затем космонавты по очереди сходили в ванную побрить «гречневые жопы»[1].

2

Не вино опьяняет человека, человек

пьянеет сам. Не красота одурманивает

человека, человек сам теряет голову.

Китайская пословица

– Итак, рассказывайте, наконец, что у вас там стряслось, – бодро предложил доктор гостям, молча уплетающим пиццу. Распахнутые белые коробки из-под нее валялись на полу. Дрожали каминные блики, и дымился, стоя на паркете, пузатый самовар, обдавая паром фарфоровый чайничек.

В мерцающем полумраке докторская квартира казалась мусорщикам аристократически богатой и уютной, а благодаря скользящим по мебели и черному роялю отблескам, тускло светящемуся в углу аквариуму и тропическим растениям, зал производил впечатление сонно колышущегося морского дна.

Ощущение покоя и уюта подкреплялось тихой музыкой и глинтвейном, приготовленным хозяином в микроволновке по собственному фирменному рецепту. Напиток обжигал горло, приторно ударял в нос и теплом расползался по всему телу. Тут же на полу, похрюкивая от удовольствия, лежал бульдог Пиночет, а рядом облизывался кот Отец Виктор.

Рассказывая о своей печали даже такому близкому и закадычному другу, как доктор Блюмкин, Даня все равно заикался и пыхтел. Особенно трудно ему было признаться своему, как он считал, не только логопеду, но и духовному наставнику, в том, что он посещал гадалку.

– Да они же все ведьмы! – скорее изумленно, чем раздраженно воскликнул доктор, на миг оторвав взгляд от огня. Даня повесил голову и закончил:

– Когда же она сказала мне, что иного выхода нет, я обратился к орбитальному батюшке. Но тот повенчать нас отказался наотрез. Что же мне теперь делать, док?

Блюмкин вздохнул и продолжал молча смотреть в камин. Вдруг Даня, как с ним это уже бывало и раньше, ощутил резкий приступ любви к Русалочке. Он представил себе, каково это ей сейчас – стоять завернутой в прислоненный к стене палас, и ему страсть как захотелось уложить свою нетленную возлюбленную в мягкую чистую постель и укрыть пуховым одеялом. От Блюмкина же, похоже, толку ждать не приходилось…