Читать книгу "Нефритовый Глаз - Дайан Вэйлян"

Перед началом битвы Цао Цао написал два послания. Первое генерал поручил служившей у него экономке доставить своей жене Дин в Анн-Хуэй. В те времена представители богатой знати могли иметь много жен и наложниц. Но только главная жена обладала правом наследовать имущество мужа. Так вот Дин являлась главной женой Цао Цао. Второе письмо было адресовано благородной Цай Вэньцзи.

— Знаменитой поэтессе! — воскликнула Мэй.

— Да. Цао Цао попросил своего самого преданного адъютанта сопровождать благородную Цай из Чананя в ее родной город. Потом снял с себя пояс и вручил вместе с письмом адъютанту.

Роль рассказчика распалила дядю Чэня. Незаметно для себя он уничтожил все печенье в коробке.

— Адъютант с несколькими солдатами поскакал к усадьбе Цай. В Чанане царила паника. Город одновременно покидали миллион его жителей да еще десять тысяч беженцев, спасавшихся в нем от нашествия бунтовщиков. Они шли пешком, ехали верхом, в экипажах и на деревенских повозках. Благородная Цай прочитала письмо и приказала сжечь, а генеральский пояс спрятала под широким рукавом. Позже ее захватили в плен бунтовщики и продали в рабство правителю Южной Монголии. Она прожила в монгольских степях двенадцать лет, родила правителю двоих сыновей и именно там написала свои знаменитые поэмы о любви к родимому Китаю.

Вопреки наихудшим ожиданиям генерал Цао Цао разбил полчища бунтовщиков и спас древний город Чанань. Однако ему не удалось сохранить императорскую династию Хань. На территории Китая образовалось три государства. Цао Цао короновали правителем государства Вэй. Тогда же ему стало известно, что благородная Цай жива и находится в Монголии. Он направил туда своего посла с миллионом золотых монет, чтобы выкупить Цай из рабства. Монгольский правитель согласился отпустить ее, но оставил у себя детей. Цай выбрала свободу и возвращение на родину.

— Не могу поверить, что она сумела расстаться со своими детьми! — воскликнула Мэй.

— Ради любви люди решаются на самые отчаянные поступки, — заметил дядя Чэнь, глубокомысленно поднимая брови.

— То есть вы хотите сказать, что благородная Цай была любовницей Цао Цао?

Дядя Чэнь кивнул.

— Меня привела к тебе загадка, пришедшая в наши дни из старинной легенды почти двухтысячелетней давности. Теперь ты понимаешь, что находилось среди экспонатов Лоянского музея?

— Генеральский пояс?

— Умница! Почти угадала. В музее хранилось то, что было зашито в поясе Цао Цао, — его нефритовая печать. Во времена династии Хань представители власти носили с собой печати, спрятанные в поясах — длинных полосах материи ярких цветов, соответствующих чину каждого. Например, первому министру полагался красный пояс длиной в два чжана![1]

Пока дядя Чэнь запивал съеденное печенье чаем, Мэй озадаченно размышляла, какое отношение он имеет к пропавшему сокровищу и зачем рассказывает ей все это. Она знала о пристрастии дяди Чэня к искусству, однако подобное изделие по ценности явно превосходило его уровень.

Дядя Чэнь подался вперед и понизил голос:

— Почему бы тебе не попытаться найти эту нефритовую печать?

— Такая вещь является национальным достоянием, — нахмурилась Мэй. — Предметы национального достояния — собственность государства, а потому какие-либо частные сделки в их отношении запрещены законом.

— Совершенно верно! — хлопнул в ладоши дядя Чэнь. — Именно поэтому я не хочу привлекать к делу полицию и газетчиков! Один неверный шаг, и нефритовая печать окажется в Гонконге, глазом не успеешь моргнуть!

Мэй замерла, глядя на дядю Чэня своими глубокими, как горные озера, глазами.

— Да не беспокойся ты! Я не собираюсь втягивать тебя в какую-то противозаконную авантюру! Просто один мой знакомый китайский коллекционер готов заплатить за печать большие деньги в твердой американской валюте, лишь бы она не уплыла за границу! — Он опять откинулся назад, блаженно утонул в кресле и улыбнулся. — Неужели ты думаешь, что дядя Чэнь может тебя подставить? Все по-честному, никаких подвохов, я навел справки! Надеюсь, ты мне веришь?

— Конечно! — смутившись, поспешила ответить Мэй.

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул дядя Чэнь, с трудом выбрался из глубокого кресла и вынул из кармана аккуратно сложенный листок бумаги, оказавшийся газетной вырезкой. — Начни со встречи с Пу Янем, — посоветовал он. — Это сотрудник научно-исследовательского института памятников культуры, но время от времени подрабатывает консультациями по антиквариату — знаешь, по заказу частных коллекционеров и торговцев производит оценку, устанавливает подлинность произведений искусства и тому подобное. Если ты возьмешься за это дело, он укажет тебе верное направление поиска.

— Насколько откровенной я могу с ним быть?

— Пу Янь мой старый друг. С ним надо говорить откровенно!

Дядя Чэнь направился к выходу.

— Помнишь, я сказал, что ты правильно делаешь, открывая свое агентство? И не ошибся, девочка моя! А теперь я предрекаю, что впереди тебя ждут и слава, и богатство! — Дядя Чэнь кивнул с сияющим лицом, словно благодаря самого себя за удачное предсказание, и добавил, берясь за дверную ручку: — В ближайшие дни наведаюсь к твоей матери. Смотри не проболтайся ей о нашем сегодняшнем свиданьице!

Глава 8

После обеда Мэй позвонила Пу Яню.

— Да, почтенный Чэнь предупредил, что вы ко мне обратитесь, — прозвучал в трубке негромкий голос с легким акцентом. — Вы разыскиваете нефритовую печать эпохи династии Хань? К сожалению, ни одна из них не сохранилась до наших дней.

— Хотя бы намекните, где и как искать…

— Да я с радостью отвечу на ваши вопросы. Но говорю вам от всего сердца — вы ищете иголку в стоге сена, уж поверьте! — произнес Пу Янь своим певучим говорком.

Мэй улыбнулась:

— Когда вам удобно встретиться со мной?

— А вам?

— Чем скорее, тем лучше.

— Погода стоит ужасная…

Мэй посмотрела в окно и согласилась.

— На территории «Чайна-уорлд» есть крытый каток, — сказал Пу Янь. — Знаете, где это? Хорошо. Можем встретиться там завтра в шесть вечера.

— Как я вас узнаю?

— Я буду ждать в кафе возле катка. Ищите старика пятидесяти семи лет.

Мэй решила, что этого описания явно недостаточно.

— Вы узнаете меня сразу, — добавил Пу Янь, будто прочитав ее мысли. — Вряд ли там будет еще кто-нибудь старше тридцати пяти!

— На всякий случай, — сказала Мэй. — Мне тридцать лет, лицо круглое, прямые волосы до плеч, нос чуть заострен — говорят, из-за этого всем кажется, будто я постоянно сержусь. На мне будет красная вязаная шапочка.

Мэй вошла в переполненное кафе и огляделась. Помещение отделяла от катка прозрачная перегородка; сидящие возле нее посетители развернули свои стулья и наблюдали за происходящим на льду. Несколько бизнесменов в темных костюмах ругались с менеджером, рядом стояла огорченная официантка. Два иностранца европейского вида тихонько переговаривались о чем-то за столиком в углу. Сидящие кучкой подростки уставились на Мэй. «Наверно, из-за шапки», — подумала она, чувствуя себя одиноким петухом с красным гребнем. Мэй поискала глазами Пу Яня, но, как он и предупреждал, не увидела никого старше тридцати пяти.