Читать книгу "Лихорадка - Лорен Де Стефано"

— Тс-с! Кажется, шум возле входа.

Мы напряженно прислушиваемся, но почудившееся мне шуршание больше не повторяется. Возможно, это ветер, или же мимо пробежала одна из девиц мадам.

На всякий случай я переключаюсь на менее опасную тему.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Какая-то малышка ждала, пока я проснусь. Она дала мне эту одежду и велела искать красную палатку.

Ничего не могу с собой поделать, обнимаю его за шею и прижимаюсь всем телом.

— Я так волновалась!

Ответом становится нежный поцелуй в шею. Руки Габриеля разглаживают мои упавшие на плечи волосы. Было невыносимо лежать ночью рядом и ощущать в нем пустоту тряпичной куклы, видеть обрывки снов с леденцами «Джун Бинз» на серебряных подносах, с изгибающимися коридорами особняка и дорожками лабиринта, которые никогда не приводили меня к нему, к Габриелю.

Чувствую его тело. Это будит во мне жадность, заставляет наклонить голову, чтобы поймать губами предназначавшиеся шее поцелуи. Я откидываюсь на подушки, которые гремят бусинами, и увлекаю Габриеля за собой. Мне в спину впивается пуговица со стразами.

Дым благовоний живой. Он скользит по нашим телам. Кружащий голову аромат заставляет глаза слезиться и вызывает странное чувство. Я одновременно усталая и разгоряченная.

— Погоди, — говорю я, когда Габриель начинает тянуть лямку комбинации с моего плеча. — Тебе ничего не кажется неестественным?

— Неестественным?

Он целует меня.

Я готова поклясться, что дыма стало вдвое больше.

За стеной палатки что-то шуршит. Я пугаюсь и резко сажусь. Габриель растерянно моргает. Его рука обнимает меня, с влажных волос течет пот. С нами что-то было. Какие-то чары. Какое-то сверхъестественное притяжение. Я уверена, что иначе случившееся объяснить нельзя. У меня ощущение, будто мы вернулись откуда-то издалека.

И тут я слышу легко узнаваемый хохот мадам. Она влезает в палатку, аплодируя. Ее улыбка плавает в плотном дыму. Она говорит что-то на ломаном французском, топчет палочки благовоний, чтобы они потухли.

— Merveilleux! Превосходно! — восклицает она. — Сирень, сколько их было?

Сирень проскальзывает в палатку, пересчитывая сложенные пачкой долларовые купюры.

— Десять, мадам, — говорит она. — Остальные пожаловались, что через щель ничего не было видно.

Ужаснувшись, я слышу, как за стеной палатки ворчат и выражают недовольство мужские голоса. За занавеской из бусин различаю прорезь в палатке. Давлю крик и прикрываюсь розовой шелковой подушкой.

Габриель стискивает зубы, я кладу руку ему на колено, надеясь, что это его успокоит. Что бы мадам ни задумала, нам придется ей подыгрывать.

— Афродизиаки сильно действуют, правда? — осведомляется она, просовывая руку в фонарь, чтобы потушить фитиль большим и указательным пальцами. — Да, вы устроили хорошее представление. — Глядя прямо на меня, она добавляет: — Мужчины будут платить большие деньги, чтобы посмотреть на то, до чего не могут дотронуться.

5

«Неразлучники», так она нас назвала. «LES TOURTEREAUX» написано красным курсивом на доске, выломанной из какого-то старого забора. Мадам делает клетку из кусочков ржавой проволоки и одежных плечиков. Она заставляет Габриеля сгибать куски проволоки кольцами и покрывать их краской, которую я готовила все утро, смешивая золотые тени для век, воду и клей. Девицы крайне недовольны тем, что им пришлось расстаться со своей золотой косметикой. Проходя мимо, они норовят меня толкнуть. Сверлят меня своими тусклыми взглядами, бормочут слова, которые мне не слышны, плюют на землю.

— Они завидуют, — говорит Сирень, сжимая в зубах булавку — она пришивает рюши к белой рубашке. — Новенькая и все такое.

Мы ютимся в красной палатке. Я макаю серые перья в оцинкованное ведро с синей краской и закрепляю их прищепками на веревке, чтобы сохли. Интересно, что за птице пришлось ради этого умереть? Наверное, голубю или чайке.

Краска остается у меня на пальцах и крупными каплями падает на изношенную просторную рубашку — мое единственное облачение. Старуха не желает, чтобы краска попала на нарядную одежду.

— Нет-нет-нет! — восклицает мадам, врываясь в палатку и сотрясая ее стены. — Ты только портишь перья, девочка!

— Я же говорила, что не умею этого делать, — мямлю я.

— Неважно. — Мадам хватает меня за руку и заставляет встать. — Все равно я хотела с тобой поговорить. Сирень сама доделает твой наряд.

Сирень ворчит. Мадам поддевает носком ком земли и швыряет в нее, заставляя раскашляться прямо в рубашку с рюшами.

— В зеленой палатке для тебя приготовили ванну и платье, — сообщает мадам. — Приведи себя в порядок, я буду ждать у колеса.

Мне не без труда удается смыть краску с пальцев. Вокруг ногтей остаются голубые полоски, превращая мои руки в карандашный набросок.

Когда я прихожу к старухе, чертово колесо медленно вращается.

— В такой мороз механизму нужно прогреться, — объясняет мадам, накидывая мне на плечи вязаную шаль. — Но нам надо кое-что обсудить, — добавляет она. — А на земле нас подслушали бы.

Джаред тянет рычаг — и колесо останавливается. Нас ждет кабинка.

Мадам заставляет меня войти первой, залезает следом. Мы поднимаемся, кабинка качается и скрипит.

— У тебя замечательные лопатки, — говорит мадам. Я не могу понять, какой акцент она изображает сегодня. — И спина безупречно прямая. Без лишнего напряжения. Изысканно.

— Вы смотрели, как я переодеваюсь, — говорю я. И это не вопрос.

Она даже не пытается отрицать.

— Мне надо знать, чем я торгую.

— И чем же вы торгуете? — спрашиваю я, решившись наконец оторвать взгляд от собственного сжатого кулака и посмотреть в ее окутанное дымом лицо.

Ветер подхватывает горячий пепел, и я ощущаю его слабые уколы голым коленом. На этой высоте, вдали от устройства, которым Джаред прогревает землю, страшно холодно. Я кутаю плечи в шаль.

— Я же тебе говорила, — отвечает она. — Иллюзиями.

Она улыбается и — с совершенно отсутствующим взглядом — проводит пальцем по моей щеке. Голос ее звучит тихо и нежно.

— Скоро ты согнешься и съежишься. Плоть начнет стекать с твоих костей. Ты будешь кричать и плакать, пока все не закончится. Тебе остались считаные годы.

Неимоверным усилием я избавляюсь от образов, возникших в моей голове. Порой правду проще не замечать.

— За это вы тоже намерены брать деньги? — спрашиваю я.

— Нет, — вздыхает она и бросает окурок вниз. Без сигареты она кажется маленькой и незаконченной. — Я намерена заставить моих клиентов забыть о гадком и уродливом. Никто не станет смотреть на тебя с мыслями о том, что скоро придет и твой срок. Им будет казаться, что твоя юность бесконечна, уходит вдаль, словно ущелье.