Читать книгу "Лишние Земли лишних - Дмитрий Старицкий"

Господи, подумал я, что такой классной девочке делать в дикой тайге? В глухомани. Я просто не понимал. Ей в актрисы идти, а она учится на охотоведа в Тимирязевской сельхозакадемии, заканчивает первый курс и реально желает работать по специальности. Причем только на Сахалине, откуда родом.

Жила в общаге. Сирота. Родители погибли на морской охоте на нерпу, когда ей было семь лет, и потом ее до своей смерти в 2000 году воспитывал дед — промысловый охотник и герой Великой Отечественной войны. Там он был снайпером и заслужил «полный бант» ордена Славы — все три степени.[85]

Потом ее отдали в школу-интернат (других близких родственников не было, а дальним оказалась не нужна — лишний рот), которую она закончила экстерном на все пятерки за год, потому как там ей не нравилось, и она старалась скорее оттуда выбраться. Хоть куда. В академию поступила сама, на «бюджет».

Эскорт — подработка, потому как кроме стипендии у нее других доходов нет. И то она попала на такую работу во второй раз, а весь первый курс прожила впроголодь, на стипендию. Проституцию отрицала.

Третьей была Галина Антоненкова из Екатеринбурга, точнее — его пригорода Верхняя Пышма; по метрике русская, а так — полная смесь разных кровей. Чалдонка, в общем. Видно, что даже фамилия переделана из украинской. 19 лет. Голубоглазая шатенка. Впрочем, это видно только по корням волос, если приглядываться, а так — окрашена в радикальную блондинку. Очень высокая девушка — метр восемьдесят четыре. Длинноногая. С острыми коленками.

Учится в Московском институте стали и сплавов за счет акционерного общества «Уралэлектромедь», где ее отец работает ведущим инженером. Специальность — инженер-технолог ферросплавов.

Эскорт — подработка. Проституция — да, но элитная. По панели не ходит. В Интернете объявления не вешает. Был узкий круг клиентов, которые постоянно приглашали ее на эскорт.

Далее отвечала Анфиса Иванова, 20 лет, зеленоглазая рыжеватая чувашка. Из деревни под названием Три избы, что под городом со смешным названием Кошки. Колхоз развалился. Все пьют. Школу не закончила, уехала в Москву. Нигде больше не училась. Плетет разные народные фенечки,[86]которые продает реконструкторам средневековья на их фестивалях. Учит их носить онучи[87]и лапти[88]на мастер-классах. Шьет и вышивает им аутентичные рубашки и порты. Тем по большому счету все равно, какой орнамент на рубашке — русский или чувашский; да и похожи они, если внимательно не приглядываться. Ну и тусуется с ними для души. Но это все проходит по графе «хобби и подработка», реально на жизнь зарабатывает эскортом и проституцией. Снимает с подругой двухкомнатную квартиру у метро «Нахимовский проспект». Путанили парой.

За ней были две татарочки.

Сюембюль Айзатуллина, 19 лет, из Казани. Откликается также на Бульку. Маленькая, черненькая, с глазами-маслинами темно-орехового цвета, миниатюрная, с маленькой грудью. Очень красивая. Очень улыбчивая. О родителях и прочем говорить не захотела категорически.

— Достаточно того, Жора, что я не скрываю, что проститутка. И этого достаточно. Все остальное никого не должно интересовать.

И ее подружка Альфия Вахитова, 18 лет, мещера, пепельная сероглазая блондинка, из крепкой татарской деревни под Касимовом. Высокая — метр семьдесят семь ростом, с длиннющими ногами и осиной талией.

Обе они после школы нигде не учились.

Эскорт — профессия. Проституция — подработка.

Снимают они одну квартиру на двоих на «Соколе».

Седьмой подошла чеченка Сажи Радуева, 17 лет. Темная шатенка с длинными вьющимися локонами. Глаза темно-темно-зеленые, почти карие. Ее я запомнил еще с конкурса, как раз из-за национальности. В эскорте чеченка — экзотика, да еще такая юная. Все чеченские проститутки, которые попадались на моем пути, были уже лет за двадцать пять и, как правило, вдовы с детьми.

Сажи — беженка из Грозного, еще в первую войну. Потом, уже в России, родители по-глупому погибли в автокатастрофе под Воронежем. Дорога была скользкой, и перед их «мерседесом» развернуло фуру дальнобойщика. Скорость была высокой, и тормозного пути им не хватило. Так и живет с пятнадцати лет одна, благо от родителей осталась в Москве хорошая трехкомнатная квартира.

Школу бросила, образование — семь классов.

— И как? РОНО[89]тебя с милицией не ищет, почему в школу не ходишь?

— А мы оттуда документы на перевод в другую школу, в Грозный, взяли, и с концами.

— Значит, родственники на Кавказе есть?

— Родственники есть, но лучше бы их вообще никогда не было. Они все мной торговать хотят. А я второй или третьей женой к козлобородому амиру,[90]который вроде как племенной вождь половины аула из сорока домов, не пойду ни за какие коврижки. Что я в этих горах забыла? Стирать его грязные подштанники без горячей воды? Или доить его тощих коров? В шахидки тоже не собираюсь. Я специально крестилась, чтобы они все от меня отстали.

— И отстали?

— Отстали, но прокляли. Наверное, из-за этого проклятия вы все тут и оказались со мной.

Смотрю ей в глаза. Взгляд у нее уверенный, точно верит в проклятие.

— Проституцией занимаешься?

— А на что еще мне жить? — возмущается в ответ. — Фамильное золото я еще два года назад продала, как дура, в ломбард. Задешево. Профессии нет. А на тех работах, что предлагают, денег даже на коммунальные услуги не хватит. Да и там все норовят сразу под юбку залезть, причем на халяву. Лучше уж по-честному путанить.

За ней шла Наташа Синевич из Белоруссии, из славного города Гродно. 22 года. Студентка Московского педагогического государственного университета, бывшего Ленинского.[91]Учится по специальности «дефектолог-логопед» на платном отделении. Остался последний курс. Живет в общежитии. Родители помогают как могут, но что той помощи для такого дорогого города, как Москва — слезы.