Читать книгу "Пре(восход)ство - Вадим Юрьевич Панов"

что перед девушкой сидел айсберг. На пальце которого не блестел нарисованный перстень.

– Разве мне что-нибудь угрожает в «Яркости»?

– Я могу отыскать тебя в реальности.

– Не сомневаюсь, что твои люди уже стёсывают пальцы о клавиатуры, пытаясь определить мою точку входа.

Шанти постаралась ответить в тон собеседнику – равнодушно, и по тому, что человек, которого в агломерации Москва знали под псевдонимом Братский, едва заметно поморщился, поняла, что у неё получилось.

– Разумеется, они не сумеют отыскать мою точку входа, им не по зубам обойти мою защиту, но я могла поддаться, вывести их на ложный след, чтобы у тебя появилась иллюзия контроля. Ты бы решил, что я в твоих руках и повёл разговор намного свободнее. Но я решила сыграть честно… И сразу хочу предупредить, что наши отношения не затянутся: одна акция – и больше мы никогда не увидимся.

Мужчина покачал головой и улыбнулся, впервые с начала встречи проявив эмоции.

Братский вот уже двадцать лет руководил одним из крупнейших преступных синдикатов Москвы, считался человеком жестоким – другие в этом бизнесе не выживали, обладал нужными Шанти ресурсами, но главное – был заинтересован в предложении девушки. Но прикладывал все силы, чтобы этого не показать. Братский великолепно «держал лицо», но Шанти знала чуть больше, чем думал мужчина.

– Ты сказала, что речь идёт о Марсианине, – с прежним равнодушием произнёс Братский.

– Да.

– Если это шутка, то я задействую все свои ресурсы, а они у меня немаленькие, чтобы найти тебя. И искать тебя будут не те ребята, которые сейчас стачивают пальцы о клавиатуру, в тщетных попытках пройти через федеральный ключ, а те, у кого есть доступ к федеральным ключам. Я заплачу им, они тебя найдут и я тебя накажу. И наказание будет очень жестоким. Если это шутка.

– Это не шутка, – спокойно ответила девушка. – Я ведь знала, к кому шла.

– К кому?

– «Алмаз Антарктики».

Братский действительно мог похвастаться железным самообладанием: он не вздрогнул, не изменился в лице, не выдохнул шумно или, наоборот, не задержал дыхание. И лишь взгляд его голубых глаз стал тёмным. Шанти много раз встречала в книгах эту фразу – «его взгляд потемнел», но не понимала, какой смысл вкладывали в неё писатели. А сейчас – поняла. Шанти смотрела в голубые глаза Братского, а видела два абсолютно чёрных и абсолютно непроницаемых камня с его перстня. А увидев – похолодела. Даже здесь, в «Яркости», похолодела, потому что увидела не «оболочку» из нулей и единиц, а лютого зверя, прячущегося под личиной светловолосого мужчины в элегантном костюме. Зверя, которому больно. Зверя, который настолько силён, что за свою боль готов убить кого угодно.

– Как ты узнала? – негромко поинтересовался Братский.

– Иначе бы я к тебе не пришла. Или пришла, но не к тебе.

Он коротко кивнул, показав, что удовлетворён ответом, или пока удовлетворён, и перевёл взгляд на перстень. А его глаза больше не казались Шанти чёрными. И о том, что случилось, напоминал лишь холодок внутри, который никак не хотел уходить. Холодок, возникший в «оболочке», составленный из единиц и нулей.

– Их было четыре: «Алмаз Антарктики», «Сапфир Антарктики», «Изумруд Антарктики» и «Жемчужина Антарктики» – большие и роскошные круизные лайнеры, предназначенные для путешествий по Южному океану. – Братский не мог не понимать, что Шанти прекрасно осведомлена обо всём, но рассказывал не для неё, а для себя. Вновь переживая старую историю. И Шанти догадалась, что переживает её Братский часто, гораздо чаще, чем о ней рассказывает. – «Драгоценности Антарктики» стал самым амбициозным проектом туристического бизнеса. А для Марсианина он стал первым. Ему ведь нужно больше красного, а на каждом лайнере путешествовало по двенадцать тысяч пассажиров и членов экипажа. Вот Марсианин и решил, что это хорошая возможность громко заявить о себе. И он отправил их на дно. Одновременно. Ударил подводными дронами, по двадцать штук на судно, и запустил прямую трансляцию в Сеть, показывая последние мгновения жизни обречённых людей. А другие дроны угрожали ближайшим судам, не позволяя идти на помощь. Военные же явились слишком поздно. – Пауза. – На «Алмазе Антарктиды» я потерял жену, мать и троих сыновей. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы у меня появилась другая семья, но своих пацанов я никогда не забуду. А теперь говори ты.

Братский излил душу и хотел знать, что заставило Шанти пойти против одного из самых известных террористов, иначе разговор закончится. Девушка это предвидела, ответ подготовила заранее и в самой короткой версии он прозвучал так:

– «Горячие поля Манилы».

Братский кивнул.

Это была седьмая акция Марсианина: он сумел отключить все датчики безопасности и закачал в подземные коммуникации столицы Филиппин разработанную для военных газовую смесь, взрыв которой превратил два жилых сектора в горящие развалины, один лишь разбор которых занял четыре месяца.

– Ты не похожа на островитянку.

– Родители работали в Маниле по контракту, а я училась в Сиднее.

– И ты поклялась отомстить?

– Нет, – ответила Шанти. И уточнила: – Я поклялась, что если появится возможность – я обязательно отомщу. Тем более, я училась работе в Сети.

– Какой уровень?

– Твои спецы не вскроют точку моего входа, но ты их за это не ругай – меня учили лучшие.

– Почему я должен тебе верить?

– Не нужно мне верить. Ты начнёшь действовать – если примешь моё предложение – только убедившись, что я действительно привела тебя к Марсианину. Не раньше, но и не позже. Я играю честно.

– Почему?

– Всё очень просто: мне нужна голова Марсианина. Тебе – тоже. Ты потратил кучу ресурсов, но не смог к нему подобраться. И без меня – не сможешь. А мне нужна твоя помощь. В этом причина моей честности. – Шанти помолчала. – Есть лишь одна просьба: пожалуйста, не поддавайся романтическим бредням насчёт того, что ты должен лично вонзить кинжал в сердце Марсианина. Мы будем действовать сообща и если кому-то из нас, или кому-то из наших помощников, удастся завалить Марсианина – это станет чудом.

– Как мы узнаем, что действительно завалили Марсианина? – прищурился Братский.

– Это сложный момент, – не стала скрывать Шанти. – Когда речь идёт о подобных персонах, можно лишь предполагать стало покушение удачным, или нет. Но я сделала всё, чтобы Марсианин явился за мной лично.

– Что именно?

– Разозлила его настолько сильно, что Марсианин чувствует себя не просто оскорблённым, а униженным.

– Понятно… – Братский чуть подался вперёд: – Почему я, а не Соцсогласие?

Он хотел быть абсолютно уверенным в честности Шанти. Не потому что боялся за себя, а потому что боялся, что история окажется ложью и он не сможет добраться до ненавистного убийцы.

– Потому что я подозреваю, что у Марсианина есть личный федеральный ключ, – твёрдо ответила девушка, глядя Братскому в глаза.

Объяснять ничего не требовалось – личный федеральный ключ мог быть только у члена самого высшего общества, и если он решил развлечься убийством ливеров, ни Департамент социального согласия, ни военные, ни службы безопасности – никто не сможет ему ничего сделать. Выродков, считающих себя высшими существами, можно остановить лишь одним способом…

– Поэтому он остаётся безнаказанным на протяжении стольких лет?

– Как и Кандинский.

Братский кивнул, словно показывая, что Шанти подтвердила его давнюю догадку, после чего чуть приподнял руку, показывая девушке перстень:

– Я специально распорядился сделать его таким – нарисованным, а не реалистичным, как всё в «Яркости». Чтобы никогда не забывать, где нахожусь. Чтобы никогда не забывать, что всё вокруг можно подделать, что можно обмануть глаза, ощущения, вкус, запахи, можно добиться того, что ты перестанешь понимать, что за мир вокруг тебя – реальный или нарисованный. Но невозможно подделать то, что прячется здесь. – Братский прижал руку к сердцу. – Невозможно подделать то, что делает нас людьми – наши чувства. Они – настоящие. Мою боль нельзя оцифровать. Так же, как и мою ненависть. Я – человек, а не ливер, и поэтому сделаю то, что должен сделать человек: я убью эту мразь. – Братский протянул Шанти руку, а когда девушка осторожно её пожала, продолжил: – Рассказывай свой план.

* * *

– Никогда не любил этот город, – буркнул стоящий у окна Марсианин. – О чём они думали, называя «Красной» площадь, на которой нет ничего красного?