Читать книгу "Житие маррана - Маркос Агинис"

понять, чем человек болен, и предсказать будущее. Для них небо — открытая книга. А почему бы и нет? Закрутив скопления звезд улиткой или вытянув змейкой, Бог мог начертать разные литеры. Что, если земной алфавит создан по образу и подобию небесного? Франсиско попытался найти в вышине буквы В, О, С, Т, Р и М.

Перед сном мальчик приподнялся, чтобы налить себе воды. Удивительное зрелище открылось его взору. Казалось, в пампе отражалось небо. Миллионы светлячков зажгли свои фонарики. Наверное, они смеялись, потому что фонарики мигали. Да, смеялись и тихонько пели. Темные просторы были усыпаны волшебными бриллиантами. Франсиско протянул руку, чтобы поймать драгоценный камешек, но Диего вовремя ухватил брата за пояс.

— Смотри, упадешь!

Франсиско как зачарованный смотрел на это празднество света и вдруг подумал: а может, и огоньки светляков складываются в буквы? Божьи письмена повсюду — и в небе, и на земле. Только земные, наверное, легче понять, чем небесные. Вон, к примеру, мерцает буква А, а вон там — Т. Но они быстро погасли, и вместо них зажглись В и Е. Да, прочесть эту книгу может только великий знаток, — подумал он.

И заснул.

На заре светящиеся жучки исчезли. Землю окутывал молочно-белый туман. Гусеница каравана, за десять часов покрывшая немалое расстояние, подползла к берегу реки: пора было завтракать, а заодно и сменить волов. Времени хватило лишь на то, чтобы сварить шоколад и приготовить нехитрую жарёнку. Они снова встали лагерем и распрягли животных. Почва дышала влагой. Мужчины немедленно побежали в кусты, женщины поспешили в противоположном направлении, ища место поукромнее. А волы, кони, мулы и ослы только дивились людской стыдливости и невозмутимо справляли нужду.

Караванщики опасались, что приток реки Рио-Дульсе, через который им предстояло переправиться, вздулся, — так оно и оказалось. Пока остальные возились с завтраком, проводники исследовали местность. Рассматривали следы, спускались в овраги, искали безопасный брод на каменистых отмелях. Некоторые путешественники, уже ездившие этим маршрутом, утверждали, что поток хоть и быстрый, но совсем не глубокий; на самом деле им просто не хотелось до бесконечности торчать на берегу.

Начальник каравана выбрал трех провожатых и велел им переправиться через реку. Однако у лошадей было на этот счет свое мнение: они взбрыкивали, кружили на месте, ржали. Но в конце концов, высоко задрав головы и вздрагивая, все же ступили в пенные воды, которые вскоре дошли им до самого брюха. Всадники безжалостно вонзали шпоры в мокрые бока. Берег приближался, а река становилась все глубже. Вот кони погрузились по грудь, но упорно продвигались вперед. Дно, кажется, было достаточно твердым. Одного из проводников отнесло течением, но двое других сумели выбраться на сушу. Немного погодя к ним присоединился и третий. Теперь глубина известна, можно переходить. Эй! По местам! Путешествие продолжается!

♦ ♦ ♦

В монастыре Святого Доминика Франсиско и его охранников встречает монах в рясе с низко надвинутым капюшоном и ведет по узкому коридору. Альгвасил шествует впереди, освещая путь фонарем; двое конвойных крепко держат арестованного, третий идет сзади, сжимая рукоятку большого ножа. Шаги гремят под мрачными сводами так, словно по каменному полу движется целая толпа. Вот монах останавливается и открывает скрипучую дверь темной камеры. Минайя кивает, и пленника вталкивают внутрь.

Франсиско вытягивает вперед руки, чтобы не наткнуться на невидимую преграду; на запястья и щиколотки ему надевают кандалы, соединенные с длинной цепью, прикрепленной к стене.

Дверь захлопывается. Ключ со скрежетом поворачивается в замочной скважине, с грохотом опускается засов. Шаги удаляются. Франсиско на ощупь исследует свое сырое узилище. В нем нет ничего — ни окна, ни стола, ни койки, ни тюфяка. Остается сесть на голый, неровный земляной пол и ждать. Ожидание продлится долго, много часов, а может быть, и дней. Так и будет сидеть он в полной темноте — скрюченный, беззащитный, пока хищный зверь не вопьется клыками в его упрямую ослиную выю.

10

В Сантьяго-дель-Эстеро они прибыли до темноты и встали лагерем у городских ворот. Там кипела жизнь — совсем как у часовни святых покровителей Ибатина. Сотни животных мычали и ржали, а торговцы наперебой расхваливали свой товар. Навозная вонь перебивала запах залежавшихся овощей. Ящики с фруктами и сундуки с тканями громоздились рядом с грудами кож. Одни рабы таскали большущие глиняные кувшины с ежевичной водой, другие присматривали за бочонками с вином.

На фоне розоватого вечернего неба темнели церковные шпили. В городе находился епископат обширной провинции Тукуман, возглавляемый францисканцем Фернандо Tpexo-и-Санабриа, человеком нрава строгого, но спокойного.

Начальник каравана сказал, что до одиннадцати они как раз успеют сменить волов, починить сломанные оси, смазать колеса и поужинать.

♦ ♦ ♦

Наконец раздается скрежет ключа в замочной скважине. Сколько же времени он просидел здесь? Голова кружится. Франсиско пытается подняться, опираясь ладонями о холодную стену. Закованные в кандалы запястья и щиколотки болят. Вот дверь со скрипом приоткрывается, и на пол ложится узкая полоска света. В камеру, осторожно покачиваясь, вплывает фонарь — его держит на вытянутой руке слуга. Становятся видны пятна сажи и ржавчины на неровной штукатурке.

Входит негр, расставляет стулья и раскладывает походный столик. Потом застывает неподвижно рядом со слугой. В коридоре слышатся шаги, все ближе и ближе. Порог переступают два монаха в черно-белом одеянии. Один из них — местный комиссар инквизиции Мартин де Сальватьерра, второй — нотариус Маркос Антонио Агиляр. Брат Агиляр ставит на стол чернильницу, кладет перо и бумагу. Брат Мартин де Сальватьерра извлекает из складок облачения свиток, разворачивает его и спрашивает:

— Вы врач Франсиско Мальдонадо да Сильва?

— Да, брат Мартин.

Комиссара раздражает подобная фамильярность, он делает вид, будто видит арестованного в первый раз.

— Готовы ли вы поклясться на кресте, что будете говорить правду во имя Отца, и Сына, и Святого Духа?

Франсиско смотрит инквизитору прямо в глаза и молчит — готовится произнести слова, которые потрясут всех.

11

Во время ночных переходов запрещалось зажигать свечи, поскольку от них могли воспламениться деревянные повозки и тростниковые циновки. Но возница, клевавший носом на своем старом сундучке, не гасил фонарь до самого утра. Путники дремали, убаюканные мерным покачиванием; иногда, впрочем, фургон внезапно подпрыгивал на камнях и выбоинах, а то и вовсе застревал. Тогда возница слезал с козел и звал на помощь. Приходилось подсовывать под колеса жердины и толстые ветки, толкать и понукать волов, чтобы выбраться из ямы. Крепко заснуть не удавалось никому.

Меж тем всевозможные звуки приоткрывали завесу тайны над кипучей ночной жизнью. Ровный стрекот цикад