Читать книгу "Покрывало для Аваддона - Мария Галина"

* * *

— Наконец-то! — говорит Ленка. — Я уж думала, ты проспала…

— С тобой проспишь, — шипит Августа. — Кто мне звонил в полседьмого утра и трубку бросал? Три раза, между прочим…

— Да это не я.

— Так я тебе и поверила.

— Да ладно, скоро всё кончится. Подойдёт троллейбус, поедем, найдём эти камни.

— Я что-то не совсем понимаю… причём тут камни?

— Я тоже не понимаю, — говорит Ленка. — Вообще-то, по традиции на могилу обычно кладут горсть камешков. В знак памяти… что-то в этом роде.

— С буквами?

— В том-то и дело, что нет. Откуда там буквы? Их просто с земли подбирают, эти камни…

— Ну?

— Предположим, эти самые цадики положили камешки на могилу Гершензона и ушли. А он решил с их помощью себя запечатать. И мистическим образом выжег на них буквы…

— Странный способ, — пожимает плечами Августа. — А какие буквы?

— Понятия не имею, — грустно отвечает Ленка.

— Это должно быть запирающее слово, — деловито говорит кто-то. — Тайное, мистическое запирающее слово, которым он сам себя упокоил…

— А что, вполне, — рассеянно замечает Августа, но тут же подскакивает и гневно шипит. — А ты что здесь делаешь?

Прислонившись к потрескавшемуся стволу акации стоит мальчик Изя, на этот раз без скрипочки.

— Пошёл вон, — говорит Ленка, — лингвист недорезанный.

— Я тоже хочу, — голос мальчика Изи автоматически приобретает противные ноющие интонации, — у вас вон что… а у меня вон что… мне велели «Плач Израиля» разучивать… а я что… он сложный, зараза…

— Шнитке, — поясняет Ленке Августа, опять же автоматически.

— Ага… Как помрёт человек, так сразу такой шум поднимается.. Разучивай его теперь… а я что…

— Вот же зараза… Ну, что ты будешь делать?

— Подождём, может, к тому времени, как троллейбус подойдёт, он сам передумает…

Мальчик Изя вновь отошёл в тень акации и принялся задумчиво ковырять в носу.

— Слушай, — говорит Августа, — похоже, троллейбусы вообще не ходят… Может, обрыв на линии?

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем Гершензону устраивать обрыв на линии?

— Господь с тобой, причём тут Гершензон? Можно подумать, раньше они ходили как часы! Против нашего транспортного управления ни один Гершензон не выстоит…

Гляди, что это?

Чёрный лимузин со слепыми стёклами бесшумно подкатывает к кромке тротуара, из него выходят двое — молчаливые, широкоплечие, они мягко берут Изю под руки и влекут его в машину.

— Изю отловили, — с облегчением комментирует Августа.

— Крутой малый, — уважительно замечает Ленка, — а кто у него родители?

Дверца захлопывается, но Изя делает какое-то отчаянное движение, и на миг высовывается наружу.

— Тётя, — кричит он. — Тётя!!!

— Что-то не то, — говорит Августа. Она делает нерешительный шаг вслед отъезжающей машине, но та, вильнув задом, уже скрылась за поворотом.

— Ну? — Ленка растерянно чешет в затылке. — И что нам теперь делать?

— А теперь, — раздаётся чей-то вежливый голос, — вам нужно идти к стоянке и аккуратненько садиться вон в ту вольву…

Ленка оборачивается. За их спиной вырастают два амбала — точные копии предыдущих.

— Позвольте, — возмущается Августа, — это ещё зачем? Нам на кладбище надо!

— Именно туда, если вы будете упираться, мы вас и отвезём. За свой счёт.

— Не понимаю…

— Дамочка, я вам доступным русским языком объясняю — если вы хотите увидеть своего племянника…

— Да никакой он мне…

— Молчи, — шипит Ленка, толкая Августу локтём в бок.

Неохотно переставляя ноги, они бредут к стоянке. Сопровождающий услужливо распахивает перед ними дверцу. Второй садится за руль, и серый «Вольво» трогается с места, выворачивает на трассу и мчится в неизвестном направлении.

Ленка ёрзает на сиденье.

— Это Али-баба, — говорит она свистящим шёпотом. — Недаром он мне снился.

Августа издаёт какой-то определённый звук, но сопровождающий неожиданно оживляется:

— Удивляюсь на вас, — говорит он, — можно подумать, кроме Али-Бабы, уже и людей в городе нет? Мы едем к Зяме…

— А, — пытается сориентироваться Августа. — Это у которого ларьки с синей полосой?

— Сама ты с синей полосой…

Трасса остаётся позади, машина кружит тихими переулками, выбирается на неприметную дорожку над морем, какое-то время едет по ней и, наконец, въехав в услужливо распахнувшиеся ворота, останавливается у белого домика с параболической антенной на крыше.

— Прошу, — говорит сопровождающий.

— А я-то думала, — удивляется Ленка, — что это дом приёмов городского головы…

— Это дом приёмов городского головы. Вылезайте.

Они покорно бредут по дорожке, на которую осыпаются подсохшие лепестки роз.

В прохладной комнате с наглухо закрытыми слепыми окнами сидит в плетёном кресле маленький круглый человечек в белом костюме.

— Вот они, Зяма, — вежливо говорит сопровождающий.

— Претензий нет? — спрашивает Зяма.

— Каких? — тупо говорит Ленка.

— Ну, как доехали?

— Спасибо, — говорит Августа, — хорошо. А где…

— Покажите им малого, — кротко говорит Зяма, утирая лысину батистовым платком.

Ещё один амбал с красным от натуги лицом заносит в комнату стул, на котором восседает Изя. Руки у него заведены за спинку стула, рот заклеен липкой лентой.

Изя извивается и мычит.

— Ах, вы… — возмущается Августа.

— Спокойно, — говорит Зяма. — С ним пока ещё ничего не сделали.

— Чего вам надо? — спрашивает Ленка.

— Или вы не знаете? — Зяма делает какое-то неопределённое движение рукой, и очередной амбал (то ли давешний, то ли совсем незнакомый) вносит на небольшом серебряном подносе плоский серый камешек.

— Ой, — говорит Ленка, — это наш. Откуда он у вас?

— В натуре, с кладбища.

— А где остальные?

— Там был только этот, — объясняет Зяма.

— Ну и? — услужливо подсказывает Августа.

— Что — и? Передайте вашему Гершензону, что он получит свой камень, если мы договоримся.