Читать книгу "Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко"

нечто необыкновенное. А математики погружаются в самое ядро сознания, пытаясь выйти за пределы тех рамок в мышлении, которые установились у человека когда-то.

Суть чисел. Суть числа. Суть их сути.

Все знают про отшельника Григория Перельмана, который доказал теорему Пуанкаре (объяснить ее простыми словами невозможно) и отказался от самой престижной среди математиков Филдсовской премии. Это история сегодняшнего дня. Но мало кто знает про Александра Гротендика, который царствовал в мире математики в середине прошлого века, тоже открыл и объяснил несколько теорий, а по сути, перевернул восприятие о математике. То был взгляд издалека, который преобразил некогда простой и упорядоченный мир, превратив его во вселенную отблесков, отзвуков и теней.

Как и христианские мистики-исихасты[1], он подошел вплотную к территории, где слова перестают играть значение и где сами значения перестают существовать в том виде, в котором мы привыкли их понимать. Подошел – и заглянул туда. И это понимание оказалось настолько страшным (либо каким-то иным), что он порвал любые связи с социумом, превратился в анахорета и умер в окружении людей, которые не знали, кем он был «когда-то». Для них он был просто очень старый человек.

Почему-то именно об этом у меня проскользнула мысль, когда я сидел напротив Ольги – такой реальной женщины, таким ярким существом из этого мира, в котором я сам находился лишь по обязанности.

И то ли вид мой был немного разочарованным, то ли мой ответ ее отрезвил – она словно вернулась сюда из своих миров и сразу же извинилась.

– Я очень много говорю и все не о том, что вы ждете?.. Дело в том, что некоторое время я знала Давида очень близко. Мы так и не создали семью, ни он к этому готов не был, ни я. Кроме того, мы оказались слишком разными. Его творчество, его свет, который он старался распространять вокруг себя, а я – человек «от мира». Конечно, как и любая женщина, я хорошо чувствовала его, своего молодого человека, старалась восприять в себя то, что была в состоянии восприять, но не умела слепо подражать, а именно этого он ждал – чтобы человек рядом разделял его внутреннее существование. По сути, мы были просто мужчиной и женщиной, которые нравились друг другу и которым было хорошо вместе. Периодами. Но в итоге он сбежал, а не сбеги – ушла бы я. Мы продолжали общаться. Иногда переписывались, иногда созванивались. Я следила за его работами. Иной раз мне казалось, что он выбрал меня своим доверенным лицом – я только не понимала, перед кем или чем именно. Он делился со мной мыслями, которые я прежде не слышала от него, и уверена – он не делился ими ни с кем больше, даже со своими последующими женщинами. Например, однажды он написал мне в мессенджер, что жизнь обретает смысл, только если забываешь про самого себя. А еще через какое-то время позвонил, голос его уже не был таким мечтательно-отвлеченным, и он поделился тем, что внезапно понял: человека нужно спасать. Сложно представить, как реагировали бы другие на подобные его озарения, но я слушала его и где-то в глубине души была согласна – не в том смысле, что думала так же, а в том, что была готова поддержать его, потому что мы не были врагами или обиженными друг на друга людьми, а оставались славными товарищами.

Тот разговор про спасение человека почему-то осел внутри меня. Я совершенно не понимала, что именно Давид имел в виду, и, возможно, не понимаю до сих пор, но знаю одно: в этой идее он что-то понял для себя неправильно. По крайней мере, постепенно в нем стали происходить изменения. Он стал реже демонстрировать свои работы, снизил активность в социальных сетях. Перестал появляться в обществе – так об этом говорят. И само его творчество начало преображаться, но в какую-то обратную сторону. Словно осознав мысль о человеке, нуждающемся в спасении, он так и остановился на этой точке, и эта точка, обретя объем, начала его засасывать. Появились цвета, которых не было в его творчестве раньше; сюжеты, что я раньше у него не видела. Потом я узнаю, что у него уже некоторое время есть она – девушка, которая не должна быть с такими людьми, как он.

В процессе рассказа Ольга сама понемногу менялась. Скованности (ни напускной, ни настоящей) не осталось, передо мной сидела женщина, проживающая период жизни другого человека.

– Я думаю, вам необходимо с ней встретиться, – сказала она. – Так вы сможете понять, что происходило с Давидом. И понять, что же привело его к такому концу. Он сам, она или еще что-то. Скорее она.

Женщина, которая счастлива после смерти своего друга. Друг, который был счастлив и стал несчастен. Мир, терпящий подобные истории. Люди, которые этими историями насыщаются. И я – напротив красивой женщины, которая, похоже, совсем не понимает, что говорит. По крайней мере, все выглядело так, что груз, лежавший на ее душе, я должен сделать своим.

– Ольга, – сказал я ей, – я не пишу никакой книги про тяжелые отношения и писать больше не собираюсь. Встретьтесь с ней сами.

– Не могу, – ответила она. – Со мной эта женщина говорить не будет. Насколько я знаю, там не все чисто. Я слышала, ее вызывали в отдел полиции и там допрашивали. Дело в итоге закрыли, а значит, ничего значительного среди доказательств найдено не было.

– Доказательств чего?

– Того, что он не хотел умирать.

– Вы же говорили, что он сам поменялся, и далеко не в лучшую сторону.

– Так не бывает!

Она почти сорвалась на крик. На нас никто не обратил внимания, но она резко хлопнула обеими ладонями по столу, и на ее лице отобразилась боль, которую она, видимо, долго скрывала, и теперь та прорвалась наружу вот так – посреди людной кофейни, в компании мужчины, женатого на ее коллеге.

– У меня есть номер ее телефона, – сказала она. – На звонки она не отвечает, я пробовала звонить. Сообщения читает, но не отвечает.

Она придвинула к моим рукам листок. Десять цифр.

– Вы же писатель. Им были – им и останетесь. Рядом с вами случилась история, и она может стать замечательным сюжетом для книги. Вы ничего не теряете. А если что-то узнаете, то сможете рассказать мне – при встрече или подарив свою новую книгу.

– Что за ненормальная! – сказал я Марии, когда вернулся домой. – Ты ее хорошо знаешь?

– Неплохо. Она моя подчиненная. С ней никогда не было проблем. В своем ли она уме? Сомнений нет. Тебе не понравилось, что она рассказала?

Мы сидели на диване и собирались смотреть фильм. Мария была свежа и, как всегда, держалась спокойно – ничего лишнего ни в словах, ни в движениях. Такие, как она, терпят таких, как я – вечно неуверенных в себе.

Что вывело меня из равновесия, в котором я пребывал в последнее время? То, что Ольга была бесцеремонной? Или то, что предложила выйти за рамки существующего уклада вещей?

При этом надо понимать, что она сильно рисковала, поскольку встречалась и говорила все это мужу своей начальницы. Значит, она была либо в отчаянии, либо хорошо понимала мою ситуацию – знала, что я скучаю по написанию книг. Тогда вопрос: знала откуда?

– Что ей известно обо мне? – спросил я Марию. Мой голос был не моим – слова прозвучали тоном обиженного человека. Или расстроенного. Или даже испуганного.

– Только то, что ты написал в книге, – ответила она, словно не замечая моего настроения.

Мария привыкла дистанцироваться от некоторых состояний супруга. Таким образом ей удавалось не втягивать себя в ситуации, из которых потом труднее выбраться как соучастнику.

– И больше ничего?

– Нет, я просто подарила ей твой роман, как и некоторым своим знакомым. Ольга мне нравится. Она трезвомыслящий человек. И читать она начала не сразу, а только через пару месяцев. Потом сказала: отличная книга. Это все, что она сказала. Все остальные наши разговоры были про работу и про всякую ерунду, о которой говорим мы, женщины. А на днях она сообщила, что у нее есть неплохая история, которая будет тебе интересна.

– Она хочет, чтобы я разбирался в ее проблемах.

Мария посмотрела на меня немного удивленно.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Она хочет, чтобы я сел в подводную лодку и начал погружаться на дно озера. Где-то там я встречу бывшую ее бывшего, и та, возможно, откроет мне какие-то тайны. Вопрос: как все это касается меня?

– Кажется, она просто хотела сделать тебе подарок.

– Или привыкла манипулировать людьми.

– Она не такая.

– Либо ты ее плохо знаешь…

Перед сном, лежа в кровати, я прокручивал разговор с Ольгой. Было понятно, что я соглашусь с ее предложением. Но, таков уж мой характер, я хотел сохранить хотя бы видимость того, что игра идет по моим правилам. А мои правила своеобразны.

Я поднялся с постели, взял в гостиной телефон и написал Алисе.

«Привет. Ваш телефон мне дала Ольга. Нам нужно поговорить. Ничего серьезного. Собираю материал для книги».