Читать книгу "Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев"

мои, усердный и самозабвенный слуга Божий. Бывает ночи напролёт провожу, коленопреклонённый, в молитвах, бывает даю очень трудные обеты, бывает за грехи свои сам накладываю на себя тяжёлые исправительные кары — кажется, много тяжелее, чем следовало бы. И чувствую, что Он знает это и покровительствует мне, бережёт от многих бед. Но, видит Бог, я не отважился бы путешествовать по нашим дорогам, полагаясь только на палку.

Так, за разговором они прошли через лес. Ручей повернул влево и зажурчал громче, веселее на порожках, спускаясь в неглубокую лощину с пологими боками. За лощиной, засеянной рожью, на довольно крутом холме возвышался замок.

Вид от леса открылся столь красивый, что у Николауса перехватило дух. И Николаус даже приостановился.

Он видел Радбург однажды, едва не мельком, проезжая в здешних местах в сумерках и не столько осматривая чудные окрестности, сколько выискивая подходящее укрытие, чтобы схорониться в нём до ночи. И замок представился ему тогда блёклым серым пятном в неверном свете полумесяца и первых звёзд. Теперь же в ярком свете дня он увидел величественное строение, как бы венчающее собой всю эту живописную, слегка всхолмлённую местность — поля и леса; он увидел высокое детище рук человеческих, как бы довершившее то, что не довершили в момент сотворения мира руки Господни. Высокие, неприступные, зеленовато-серые стены с вмурованными в основание циклопическими валунами, и пять башен над ними — четыре небольшие на стенах и одна самая высокая, толстая, круглая башня, вздымающаяся в небеса из середины замка. Все башни — с конусовидными черепичными крышами. В стенах и башнях Николаус увидел бойницы кругом. Откуда бы ни вышел к замку неприятель, а хоть из одной бойницы да будет виден и хоть из одной бойницы он будет сражён. Весь же замок — и стены, и башни — легко просматривался и простреливался с серединной башни. Пусть окажется неприятель счастливым, пусть сумеет к замку приблизиться, сумеет даже взобраться он на стены, пусть он в башенках укрепится, но не долго радоваться ему: громыхнут пушки серединной башни и сметут неприятеля со стен. Эта башня серединная, видно, задумывалась как крепость в крепости. Разумно построен был сей замок. Как будто сам он много места не занимал, но всю округу, словно в кулаке, держал. Твердыня каменная... На холм поднималась, слегка извиваясь в полях, немощёная дорога и упиралась в ворота замка. Издали было видно, что створы ворот открыты, а решётка за ними до половины проёма поднята. Правее замка, в долине Николаус увидел деревню, утопающую в садах. Устремлялся ввысь острый, крытый медью, местами позеленевшей, шпиль церкви.

— Добро пожаловать в Радбург, молодой господин Смаллан! — улыбнулся рыцарь Хагелькен, взошёл на коня и быстро поскакал по дороге в замок.

Николаус последовал за ним.

Глава 10

Положившись на хитрого, можно попасть пальцем

точно в голубизну неба

  ворот спешились, прошли под низко нависающей решёткой. Краем глаза Николаус ворота рассмотрел — ворота, сработанные из толстых дубовых брусков и обитые снаружи листовой медью; а медь, видел, ещё укреплена широкими полосами железа на клёпках. Опытным оком отметил Николаус значительную толщину стен: он сделал не менее десятка шагов от внешней стороны ворот до чистенького, очень уютного дворика. Края и стены прохода были сложены из огромных, в рост человека, валунов, коих великое множество в земле ливонской, а своды представляли собой каменную и кирпичную кладку. Во дворике при выходе из ворот стояли вдоль стены каменные быки, высеченные довольно искусно из гранитных глыб. Николаус понял их назначение: быками в случае длительной осады подпирались ворота изнутри — для верности; неприятель ворота разобьёт, но не пройдёт в ворота, ибо его остановят эти крутобокие быки. Как Николаусу показалось вначале, дворик был образован двумя каменными крыльями, начинавшимися от Срединной башни и упиравшимися в замковую стену. Но, присмотревшись, он увидел ряды окошек и бойниц в «крыльях» и понял, что это не «крылья», не глухие стены, а прочные и неприступные, как вся крепость, жилые строения. Весьма высокие, они достигали едва не половины Срединной башни, а Срединная башня уходила под облака, и смотреть на неё от основания значило головой рисковать, поскольку за этим делом можно было легко сломить себе шею.

Николаус как раз опустил голову, поразившись высоте башни, как увидел спускающегося к нему по каменному крыльцу человека, по виду — хозяина замка. Вслед за этим человеком выходили во двор домочадцы — какие-то женщины, слуги.

Рыцарь Хагелькен почтительно кивнул этому человеку:

— Вот, господин барон, я привёл вам гостя, которого вы ждали, — он перехватил у Николауса уздечку и повёл лошадей в конюшню.

Барон Ульрих Аттендорн, крепко сбитый человек среднего роста, чуть полноватый, с короткой бородкой и подстриженными усами, одетый в дорогое нарядное платье из серого и синего бархата, — как видно, по случаю встречи, — сошёл с крыльца к ожидавшему его гостю.

— Узнал, я узнал тебя, Николаус, хотя и говорят, что время меняет лица младших.

Николаус улыбнулся ему в ответ:

— Отец мой — Фридрих — велел поклониться вам, господин барон, по русскому, полоцкому обычаю, — и он поклонился барону Ульриху в пояс. — Отец передаёт вам пожелания здоровья, бодрости духа и процветания...

Барон Ульрих коротко засмеялся:

— Так и слышу в этих словах голос Фридриха Смаллана, голос купца. Всё ли у него хорошо в доме, в делах?

— Всё хорошо, господин барон.

Аттендорн взял Николауса руками за плечи и слегка встряхнул:

— Какой крепкий!.. Можешь называть меня дядей Ульрихом, как в детстве называл.

— Да, дядя Ульрих.

Тут барон крепко обнял Николауса:

— Ты очень изменился. Ты стал настоящим воином. Ты больше на воина похож, чем на купца.

— Между тем я больше купец, чем воин, дядя, — скромно ответил Николаус.

Разговаривая с Ульрихом Аттендорном, Николаус мельком оглядывал других людей, вышедших его встречать. Сразу выделил из домочадцев женщину, весьма похожую на барона.

Она, конечно же, была — госпожа Фелиция, родная сестра Ульриха; эта явно стареющая, но ещё красивая дама стояла чуть в стороне от других домашних — от горничных девушек и слуг. Фелиция поглядывала на гостя если не холодно, то с некоей настороженностью, что Николаус сразу приметил. Настороженность её на фоне добродушной радости прислуги выглядела осколком льда на солнечной лужайке. Под стать Фелиции был благородный воин в ладных кожаных одеждах, кои не столько платьем следовало бы