Читать книгу "Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер"

со своими оппонентами. После широко освещавшегося показательного процесса Ван, признанный руководителем «антипартийной группы в составе пяти человек» и заклейменный как троцкист и предатель, был подвергнут вместе с другими членами группы заключению. Он оставался в тюрьме вплоть до своей казни в 1947 г.[29]

Заткнув рты критикам, Мао обратил кампанию против всей партийной иерархии, все больше концентрируясь на выискивании предателей и шпионов в рядах КПК. Ответственность за «упорядочение стиля» была возложена на Кан Шэна, который в 1937 г. вернулся из Москвы вместе с Ван Мином. Кан, поддержавший Мао в его соперничестве с Ваном, возглавил в 1939 г. службы контрразведки и внутрипартийной безопасности КПК [MacFarquhar 1997: 290–292]. В 1941 г. он стал председателем комитета, ответственного за «подбор кадров». Контратака против представителей интеллигенции – предположительных предателей и троцкистов – превратилась в тотальный поиск вражеских агентов во всех структурах КПК. Основные усилия концентрировались на выявлении «отклонений в мыслях» [Apter, Saich 1994: 289–292; Teiwes, Sun 1995: 370–375].

Кампания по зачистке партии от предполагаемых предателей и шпионов началась с разбора личных дел кадровых работников и членов партии. Следователи выискивали людей с подозрительными связями или происхождением, в частности, перешедших на сторону коммунистов бывших членов националистических молодежных организаций и партийных функционеров, которые работали в подполье на вражеской территории (в особенности если в их биографии обнаруживались аресты с последующим освобождением). На первых этапах кампании от людей требовали «вверить свои сердца партии», сообщить о своем искреннем обращении в коммунистов и рассказать, как они пришли к отречению от своих прежних политических взглядов. Естественно, к тому моменту многие пытались скрыть некоторые факты своих биографий и не упоминать свои неподходящие связи и занятия. Обнаружение того, что некоторые лица оказались неоткровенными в отношении своих классовых корней и предыдущих связей, вызвало у лиц, ответственных за внутрипартийную безопасность, подозрения. Люди, продемонстрировавшие слишком большую независимость суждений, ставя под вопрос авторитет своего начальства или выражая сомнения по поводу разумности партийной политики, становились главными кандидатами для дальнейших расследований.

По мере развертывания кампании «за упорядочение стиля работы партии» для получения признаний все чаще использовались методы долгих и психологически мучительных допросов, а также физическое насилие. В отношении предполагаемых подпольных шпионских организаций было заведено значительное количество подложных дел. Процесс получения показаний при таких обстоятельствах быстро вышел из-под контроля. Принимая в качестве доказательств выбитые признания, партийные инквизиторы требовали от допрашиваемых имена других вовлеченных в заговоры людей. Подписавшиеся во избежание дальнейших мучений под ложными обвинениями нередко сталкивались с ситуацией, что это было только начало: от них требовали назвать новые имена. Полученные имена становились основанием для повторения всех тех же операций с новыми подозреваемыми. Партийные инквизиторы умудрились сфабриковать доказательства существования внутри партии поразительно огромного сообщества подпольных заговорщиков [Seybolt 1986: 57–65].

Кампания «за упорядочение стиля» наводила ужас среди членов партии и вызывала недовольство высших руководителей, подчиненные которых попадали в жернова карательной системы. В частности, имя Чжоу Эньлая было косвенно упомянуто в обвинительных материалах Кана, в которых говорилось о существовании заговора под управлением Чжоу среди подпольных организаций. Последний отверг обвинения. Дальнейшее следствие вскрыло частое использование пыток для получения ложных показаний. Осознавая, сколь непопулярной стала кампания, в октябре 1943 г. Мао пошел на попятную. Перед лицом раскола и ослабления КПК он призвал к прекращению массовых казней и физических пыток [Teiwes, Sun 1995: 364–365, 370–375].

В докладе от марта 1944 г. Кан Шэн, признавая имевшие место злоупотребления, заявлял о большом успехе кампании «за упорядочение стиля» в «повышении сознательности масс» и «выявлении подрывных элементов». Он указывал на отдельные достойные сожаления огрехи, в особенности давнюю проблему «применения пыток, выбивания признаний в качестве доказательной базы». Кан связывал повторное возникновение такой практики с «неопытностью» и охарактеризовал ее как печальную, но неизбежную проблему массовых движений, в которых «грубые подходы» приводили к «упрощенным стандартам». Кан сожалел, что отдельные товарищи интерпретировали партийную политику по обеспечению смягчения методов следствия как не что иное, как попытку избежать массовых казней: «Исходя из этого, такие наказания, как побои, насилие и произвольные обвинения в шпионской деятельности, воспринимаются как нечто безвредное». Допущение ложных обвинений и признаний, полученных ценой пыток, «является ошибочной мыслью, которая все еще продолжает считаться допустимой среди партийных кадров» [Seybolt 1986: 66]. Кан поясняет, что лишь менее 10 % сознавшихся под давлением в действительности являлись вражескими агентами [Ibid.: 67].

Вину за кампанию свалили на Кан Шэна, вопреки тому, что за всей затеей стоял лично Мао. Кан утратил влияние и вплоть до начала 1960-х гг. довольствовался незначительными партийными постами [Teiwes, Sun 1995: 373–375; Walder 2009: 15–16]. На официальном уровне по поводу злоупотреблений в рамках чисток выражалось сожаление, однако ошибочным было признано лишь применение для получения признательных показаний физических пыток. Общие цели кампании не ставились под сомнение, как и то чувство страха оказаться подозреваемым в предательстве, которое она вызвала среди партийных кадров и рядовых граждан. По сути, кампания превратила любое несогласие с политикой партии в измену. По словам одного исследователя, «ужас перед перспективой оказаться участником предательских действий стал неким дамокловым мечом, позволявшим поддерживать уровень тревоги, который способствовал подчинению политике коммунистов» [Seybolt 1986: 40]. Достигнутый в результате кампании уровень дисциплины и послушания стал важной составляющей успеха КПК. В последующие годы неготовность подчиняться партии всегда получала жесткий отпор.

Работая на базе, отдаленной и изолированной от главных театров военных действий против Японии, Мао и его коллеги превратили КПК и коммунистические войска в дисциплинированную боевую силу. В партии была установлена жесточайшая дисциплина, действовали повышенные требования к подчинению. Достигнуть намеченных результатов тем не менее удалось ценой грубых злоупотреблений. В тот же период вооруженные силы националистов вступили в столкновение с японцами в ходе заключительного наступления агрессоров. Партия Гоминьдан практически не функционировала на местах. Силой принуждения Мао трансформировал КПК в подчинявшуюся лично ему единую и дисциплинированную иерархическую систему. Именно этой организации было суждено вскоре вступить в борьбу с фрагментированным и развалившимся на фракции режимом националистов, который бросился возвращать себе контроль за территориями, освобождаемыми отступающими японскими военными.

Гражданская война

Гражданская война стала решающим этапом в противостоянии организаций, возглавляемых Мао Цзэдуном и Чан Кайши. Хотя победа в конечном счете оказалась на стороне Мао, в действительности исход конфликта никоим образом не был предопределен. На момент развертывания в июне 1946 г. полномасштабной гражданской войны вооруженные силы националистов составляли 4,3 миллиона человек, коммунистов – лишь 1,2 миллиона человек. Гоминьдан также располагал более совершенными боевыми средствами [Pantsov, Levine 2012: 348]. На первых порах гражданская война разворачивалась не в пользу коммунистов. Еще в