Читать книгу "Право на жизнь - Джек Кетчам"

еще не знала об этом, но скоро узнает.

Он затянул кожаный ремень на ее талии и застегнул его. С пояса свисало полдюжины широких металлических колец, но сейчас они ему не понадобились. Мужчина отрегулировал ремень так, чтобы вторая, вертикальная пряжка находилась в центре спины, а второй кожаный ремень висел прямо между ее ног спереди. Открыв банку с вазелином, слегка смазал толстый четырехдюймовый[9] кожаный фаллоимитатор в центре ремня. Проник ей между ног и тоже смазал. Она попыталась не пустить его в свое влагалище, но будучи скованной и прикованной к крестовине, не так просто было сопротивляться.

Еще одно нарушение правил поведения было должным образом отмечено.

Раскрыв ее влагалище, он вставил фаллоимитатор, и даже с вазелином то было сухим и тугим, но, постепенными движениями вперед-назад, внутрь и наружу, он ввел его в нее до упора, а затем поднял ремешок, который врезался ей в задницу и промежность, продел через вторую пряжку, крепко затянул его и застегнул.

Он слышал, как она слабо повизгивает внутри коробки.

Стоял в стороне и наблюдал за тем, как она крутит бедрами, пыталась выдавить из себя эту штуку, но оба ремня были пристегнуты крепко, фаллоимитатор был там надолго, и никуда не денется, как бы она ни старалась.

Так долго, как он захочет.

Чтобы напомнить ей, кто хозяин положения.

Он подошел к своему столу, открыл ящик и достал фотоаппарат "Полароид".

С тех пор она могла думать только об этой штуке внутри себя. Эта безжизненная штука застряла в ней. У нее было ощущения, что ее разрывает изнутри. Словно насильник насилует ее не вынимая члена. Постоянно и непрерывно.

Она не могла даже предположить, сколько минут, сколько часов это пытка будет продолжаться.

Глава 9

6:10 вечера.

Они вдвоем стояли у нее за спиной, пока он снимал ящик с ее головы и завязывал черный шарф на ее глазах. Кэт могла видеть потертости в местах, где коробка упиралась женщине в ключицы. Ей было интересно, как на ощупь упряжь и фаллоимитатор. Он никогда не заставлял ее носить его. Она почувствовала что-то похожее на ревность, но, конечно, это была не ревность, потому что ревность в данном случае была бы просто смешной. Скорее всего, они были чертовски неудобными. Она смотрела, как он затыкает ей рот.

Они двигались перед ней, Кэт шла позади, чтобы не преграждать ему путь.

- Вот в чем дело, - сказал Стивен. - Правила таковы: я делаю с тобой все, что захочу, а ты не вздрагиваешь, не отстраняешься. Ты ни в коем случае не сопротивляешься. Ты понимаешь меня? Даже когда я ввожу в тебя пальцы. Все, что я делал, это смазывал тебе там, чтобы было не так больно. А ты пытаешься отстраниться. А - это глупо и Б - это нарушает правила. Думаю, ты догадываешься, что будет дальше. Извини.

У плети было восемь длинных кожаных язычков, каждый из которых заканчивался витым шариком.

Она чувствовала это на своем собственном теле. Злой старый знакомый. Язычки жалили, если он бил достаточно сильно, на теле появлялись мгновенные рубцы. Шарики ставили синяки, били по телу, как маленькие кулачки. Что было хуже, она не могла сказать.

Кэт смотрела, как он подтаскивает с бетонного пола плеть и наносит ей сильные удары по грудям, сначала по одной, потом по другой, снова и снова, шлепок, шлепок, шлепок, его рука как метроном. Регулярные и более жестокие. Она знала, именно из-за регулярности красные полосы мгновенно появлялись на бледной плоти Сары. Женщина не загорала топлесс, как Кэт, вероятно, была слишком скромной. По мере того, как он пересекал старые раны новыми ударами, она знала, что женщина скоро покроется рубцами, и что если он будет продолжать бить достаточно долго, рубцы будут кровоточить. Она слышала крики женщины сквозь кляп, видела, как мышцы ее лица напрягаются от боли, как тело извивается и сотрясается от каждого следующего удара и без всякой надежды пытается избежать их. Каждый удар направлен на ее грудь, и каждый из них не приносит облегчения, за исключением того, что он переходит от одной груди к другой, а там не так уж и много места. Грудь была чем-то вроде его увлечения, как и одержимость детьми. Ему нравилось сосать ее груди и покусывать их, особенно соски, он и сам иногда был как ребенок, всегда желающий мамину сиську. И она знала, каково это. Она точно знала, как Сара чувствует себя под плетью. Она была там. Она чувствовала это в своей собственной груди: покалывание, жжение, боль.

Кэт решила, что то, что она сейчас питала к жертве, это, должно быть, сочувствие.

Глава 10

9:55 вечера.

Ей разрешили воспользоваться подстилкой, но теперь она снова оказалась на дыбе. К счастью, ее руки были привязаны к крестовине за спиной, а не над головой. По крайней мере, пальцы не онемели. Когда ее ноги начинали сильно дрожать, она могла на встать коленями на бетонный пол, но в таком положении ее предплечья так выворачивало, что было слишком тяжело, находиться в таком положении долго. Тем не менее, это принесло некоторое облегчение.

То, что он растер у нее на груди, сняло большую часть жжения. Она почувствовала что-то вроде пульсирующего жара центре правого соска. Тот, который по какой-то причине подвергался наибольшему издевательству.

Ей завязали глаза, но не надели ящик на голову.

Еще одна маленькая поблажка.

Во рту у нее был резиновый шарик. Он был прикреплен к кожаному кляпу, пристегнутому к ее лицу.

Они поменяли сбрую и вагинальную затычку на другую с двумя маленькими фаллоимитаторами, которые одновременно проникали и во влагалище, и в анус. Эти инородные предметы доставляли большой дискомфорт, но хотя бы не причиняли боли.

Ей было холодно. В горле ужасно пересохло. Вкус во рту напоминал опавшие листья.

Унижение. Дискомфорт. Лишения. Боль.

Четыре всадника ее личного Апокалипсиса.

Единственным утешением для нее была кошка, которая по какой-то причине привязалась к ней, а может, просто любопытствовала. Время от времени она чувствовала, как та трется о ее лодыжки, ее прохладный влажный нос и мягкие лапы, а однажды почувствовала ее мозолистые теплые подушечки передних лап и маленькие острые втянутые коготки на своем бедре чуть выше колена. Она представила себе кошку, стоящую на задних лапах и смотрящую на нее, хотя пока не имела ни малейшего представления ни о ее расцветке, ни о размере, ни о цвете ее глаз,