Читать книгу "Вишневый сад. 100 лет спустя - Август Котляр"

Андреича еще нет, не приехал. Пальто на нем легкое, Армани, из рыбьей чешуи, того гляди простудится. Эх, молодо-зелено.

Любовь Андреевна. Я сейчас сдохну. Сгоняйте, Яша, узнайте, кому продано.

Яша. Да он давно ушел, старик-то. (Смеется.)

Любовь Андреевна (с легкой досадой) . Ну, чего ржёте? Чему радоваться?

Яша. Очень уж Епиходов смешной. Пустой человек. Тридцать три несчастья.

Любовь Андреевна. Фирс, если продадут нашу землю, то куда ты пойдешь?

Фирс. Куда прикажете, туда и пойду. Скажете “на хер” – пойду на хер…

Любовь Андреевна. Отчего у тебя рожа такая опухшая? Не похмелился или ковид подцепил? Шел бы, знаешь, спатки, не брызгай тут соплями заразными…

Фирс. Да… (С усмешкой.) Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом среди банды тунеядцев.

Яша (Любови Андреевне). Любовь Андреевна! Просьба, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться – просто вилы (двумя пальцами как бы втыкает себе в горло вилы и оглядываясь, вполголоса.) Сами видите, страна под санкциями, народ безнравственный, только бухает и сношается, по телеку одна скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, кроет меня последними словами. Возьмите меня с собой, будьте так добры!

Входит Пищик .

Пищик. Позвольте просить вас… на медленный танец, прекраснейшая… (Любовь Андреевна идет с ним.) Очаровательная, все-таки сто восемьдесят тыщ рубликов я сдрючу с вас… Сдрючу… (Танцует.) Сто восемьдесят тыщоночек…

Перешли в зал.

Яша (тихо напевает) . «Поймешь ли ты души моей волненье…»

В зале фигура в сером цилиндре и в клетчатых панталонах, машет руками и прыгает; крики: «Браво, Шарлотта Ивановна!»

Дуняша (остановилась, чтобы попудриться) . Хозяйка велит мне танцевать – кавалеров много, а дам мало, – а у меня от танцев кружится голова, сердце бьется. Фирс Николаевич, а сейчас дядька с почты такое мне залудил, что у меня жабры переклинило.

Музыка стихает.

Фирс. Что же он тебе сказал?

Дуняша. Вы, говорит, как цветок.

Яша (зевает) . Колхоз… (Уходит.)

Дуняша. Как цветок… Я такая деликатная девушка, ужасно люблю нежные слова.

Фирс. Закрутишься ты, поимеет он тебя, ох, по самое небалуй поимеет.

Входит Епиходов .

Епиходов. Вы, Авдотья Федоровна, не желаете меня видеть… как будто я какое членистоногое. Типа, куда член, туда и ноги (Вздыхает.) Эх, жизнь!

Дуняша. Ну что вы от меня хотите, кроме этого самого?

Епиходов. Несомненно, может, вы и правы. (Вздыхает.) Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою нефартовость, каждый день залипаю в какое-нибудь дерьмо, и к этому я давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу. Вы дали мне слово, и хотя я…

Дуняша. Ладно, после побазарим, а теперь оставьте меня в покое. Я мечтаю о сбыче мечт, как на марафоне у Блиновской. (Играет веером.)

Епиходов. Хоть у меня говнище каждый день, но, позволю себе так выразиться, только улыбаюсь, даже смеюсь, потому что я человек положительный, с характером, а не спиноза какая-нибудь.

Входит из залы Варя .

Варя. Ты таки все еще не ушел, Семен Моисеич? Какой же ты, право, назойливый дядя. (Дуняше.) Ступай отсюда, Дуняша. (Епиходову.) То на бильярде кий ломаешь, то по гостиной расхаживаешь, будто тебя сюда кто-то звал.

Епиходов. Мне предъявлять, позвольте вам выразиться, вы не можете. И вообще-то я Пантелеич. К Моисеичам отношения не имею.

Варя. Это не предъява, это намёк, чтоб ты свалил. Только и знаешь, что слоняешься с места на место, а делом не занимаешься. На хрена мы тебя, бухгалтера, держим? Бабла-то нет? На хрена ты тогда тут нужен?.

Епиходов (обиженно). Работаю ли я, хожу ли, кушаю ли, играю ли на бильярде, про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие. А ты сама по жизни вообще кто?

Варя. Ты смеешь мне говорить это! (Вспылив.) Ты смеешь? Значит, я тут никто? Пошёл вон! Вали отсюда!

Епиходов (струсив). Прошу вас выражаться деликатным способом.

Варя (выйдя из себя). К такой-то матери, вон отсюда!

Он идет к двери, она за ним.

Тридцать три несчастья несчастья! Чтобы духу твоего здесь не было! Иди и заныкайся, глаза мои чтоб тебя не видели!

Епиходов вышел, за дверью его голос: «Я на вас буду жаловаться в инстанции».

А, ты назад идешь? (Хватает палку, поставленную около двери Фирсом.) Иди… Иди… Иди, я тебе покажу… А, ты идешь? Идешь? Так вот же тебе… (Замахивается.)

В это время входит Лопахин. Варя по инерции бьет Лопахина.

Лопахин. Ёптыть! Больно! И за что?

Варя (сердито и насмешливо). Виновата! Промазала.

Лопахин. Ничего-с. Покорно благодарю за это садо-мазо, строгая госпожа.

Варя. Не стоит благодарности. (Отходит, потом оглядывается и спрашивает мягко.) Я вас не ушибла?

Лопахин. Нет, ничего. Шишка уже вскочила огромадная, но не на лбу, ха-ха, каламбур!

Голоса в зале: «Лопахин приехал! Ермолай Алексеич!»

Пищик. Видом видать, слыхом слыхать… (Целуется с Лопахиным.) Коньячком от тебя тянет хорошим, не иначе как Мартель Икс-О, милый мой, душа моя. А мы тут тоже веселимся.

Входит Любовь Андреевна .

Любовь Андреевна. Это вы, Ермолай Алексеич? Отчего так долго? Где Леонид?

Лопахин. Леонид Андреич со мной приехал, он идет…

Любовь Андреевна (волнуясь). Ну что? Были торги? Говорите же!

Лопахин (сконфуженно, боясь обнаружить свою радость). Торги кончились в четыре и мы заехали в Барвиху, в Дрим Хаус, потом водитель поехал на заправку, а Рублёвку на три часа перекрыли, пришлось ждать до половины десятого. (Тяжело вздохнув.) Уф! У меня голова кружится… и мутит… мешали на радостях брют с абсентом, коньяк с текилой и запивали мохиткой.

Входит Гаев , в правой руке у него покупки, левой он утирает слезы.

Любовь Андреевна. Леня, что? Леня, ну? (Нетерпеливо, со слезами.) Скорей же, бога ради… Ты чего рыдаешь? Кокаин попался несвежий?

Гаев (ничего ей не отвечает, только машет рукой Фирсу, плача). Вот возьми… Тут анчоусы, селёдка исландская, устрицы фин де клер… Я сегодня ничего не ел… Столько я выстрадал! И ещё у меня понос, просто дристогон.

Дверь в бильярдную открыта; слышен стук шаров и голос Яши: «Ставлю семь грамм против твоих восемнадцати!» У Гаева меняется выражение, он уже не плачет.