Читать книгу "Красноречие сардинки. Невероятные истории подводного мира - Билл Франсуа"

Рыбак был очень бедным и очень суеверным, он не знал, что такое жемчуг, и подумал, что перед ним некий волшебный предмет. Поэтому, вернувшись домой, он спрятал его под кровать. Прошло десять лет, и каждый день, отправляясь утром ловить рыбу, он дотрагивался до лежащей под кроватью жемчужины, свято веря, что она принесет ему счастье. Иногда рыбная ловля была удачной, иногда нет. Веря, как и все, кто связан с морем, в сверхъестественное, рыбак не сомневался, что волшебный предмет охраняет его.

Спустя десять лет рыбак переезжал в другой дом, и его тетя, работавшая в городском туристическом музее, приехала к нему, чтобы помочь упаковать вещи. Она увидела жемчужину, была потрясена и посоветовала племяннику отправить ее на экспертизу.

История умалчивает о том, приносят ли деньги счастье. Как бы то ни было, филиппинский рыбак оказался владельцем самой большой жемчужины в мире, весившей тридцать четыре килограмма и оцененной более чем в двадцать миллионов евро. Может, он был прав, веря в магическую силу своего улова…

На протяжении веков жемчуг был во Франции большой редкостью. Поэтому целая индустрия искусственного жемчуга поставляла ювелирные изделия из него самым влиятельным европейским дворам. Искусственные жемчужины не извлекали из раковин моллюсков и даже не добывали в море, тем не менее их история тоже связана с рыбой. Со скромной пресноводной рыбешкой, населяющей воды Сены в Париже и Роны и Соны в Лионе, – с уклейкой. Изобретение способа производства искусственного жемчуга – это тоже драгоценная легенда, которая заслуживает того, чтобы быть рассказанной.

Дело было в 1686 году, недалеко от Парижа. Ремесленник по имени мэтр Жакен, изготавливавший четки, недолюбливал свой бизнес, хотя тот приносил ему немалый доход. Помимо четок, он делал украшения из искусственного жемчуга по той же технологии, что и все его конкуренты в те времена. Они добивались перламутрового блеска своих жемчужин, наполняя бусины смесью ртути и свинца, крайне вредной для здоровья. Мэтр Жакен знал об этой опасности, его клиенты тоже, но, несмотря на это, за искусственными жемчужинами шла настоящая охота, их были готовы покупать по заоблачным ценам, и это приводило мастера в еще большее отчаяние.

А ведь он, казалось бы, должен был жить в предвкушении праздника: приближалась свадьба его сына с очаровательной Урсулой, дочкой соседа-аптекаря. Однако мэтр Жакен не зря предчувствовал беду – то, чего он так опасался, свершилось: Урсула попросила его сделать украшение из ядовитых жемчужин для своего свадебного наряда.

Он никак не мог на это пойти и проводил долгие часы в поисках решения. И вот однажды, когда он бродил по берегам Сены, его взгляд привлекла игра перламутровых проблесков, отбрасываемых стайкой уклеек.

Мастер не знал, что чешуя этих рыбок состоит из таких же микроскопических пластинок, что и перламутр. Он ничего не знал о клетках под названием “хроматофоры”, из-за которых чешуя отсвечивает тем же радужным блеском, что и жемчужины. Но мэтр Жакен догадался, что с ее помощью можно добиться жемчужного сияния. Вместе со своим будущим сватом-аптекарем он разработал технологию на основе аммиака, позволяющую сохранять крохотные чешуйки уклейки и вставлять их в тончайшие стеклянные шарики, наполненные воском. Он назвал свой состав “восточной эссенцией”, и вскоре все короли и герцоги Европы уже рвали друг у друга из рук радужный фальшивый жемчуг, ставший безопасным.

Поскольку для получения пятисот граммов восточной эссенции требовалось двадцать тысяч рыбок, ловля уклеек на протяжении двух веков кормила целые деревни на Сене, Соне и Роне. А также давала работу многочисленным водяным мельницам, изначально предназначавшимся для перемалывания чешуек уклейки, но и по сей день работающим в наших деревнях.

На блюде с морепродуктами под устрицами прячутся скромные морские улитки. Зачем их туда кладут? Их никто никогда не ест: чтобы извлечь их из раковины, требуется ловкость шимпанзе, выучившегося на хирурга, и тем не менее нам всякий раз подают все больше и больше этих брюхоногих. Иногда даже не добавляя к ним необходимый майонез и не предоставляя спасительных шпажек.

На блюдо часто выкладывают и трубачей. А что может быть более бессловесным и скучным, чем трубач?

Но вот трубач, вдохновившись примером устрицы, тоже решается приоткрыть свою раковину и кое-что рассказать. Это история его близкого средиземноморского родственника, того трубача, который стал объектом многовековых поисков во всех концах света. Причем поиски эти велись с ветхозаветных времен.

Вот что написано в Библии. Господь сказал Моисею: “Объяви сынам Израилевым и скажи им, чтоб они делали себе кисти на краях одежд своих в роды их, и в кисти, которые на краях, вставляли нити из голубой шерсти”[2]. Этот священный цвет назывался на иврите тхелет и был одновременно “черным, как полночь” и “голубым, как сапфир скрижалей Завета”. Он был “лазурным, как небо вокруг солнца” и в то же время зеленым. Так написано. Тхелет был священным цветом, потому что получали его из хилазона, а хилазон – это моллюск, который “цветом походил на море”, похожее, в свою очередь, на небо.

На протяжении многих веков иудеи изготавливали краску тхелет из моллюска хилазона и окрашивали ею кисти, пришиваемые к одежде. Это был древнейший ритуал: черпать из моря подарок небес, затем красить в божественный цвет шерстяные нити для кистей.

Но не только иудеи делали краски из моллюсков. У греков и римлян тоже был в ходу пигмент, добытый в море, – пурпур. Он не был божественным даром: согласно древним источникам, его открыл Геркулес, точнее, его пес, пасть которого окрасилась в пурпурный цвет, когда он жевал на пляже некие ракушки. Пурпур был лишен свойственного тхелету сияния. Это был фиолетово-розовый цвет, переходящий в бордово-красный, то есть не цвет Господа, а цвет славы, императоров и знати.

Поскольку для производства одного грамма пурпура требовалось вскрыть вручную двенадцать тысяч ракушек мурекса, краска была дороже золота. Оборот торговли ею, прославившей финикийский город Тир, составлял миллионы сестерциев, а тамошний бизнес вызывал всеобщую зависть. Цезарь быстро догадался, что это отличный способ наполнить римскую казну, и постановил, что отныне монополия на любую краску на основе ракушек будет принадлежать империи.

Тхелет тоже подпадал под этот закон, и иудейские красильщики, которые по-прежнему следовали божественному завету, стали нарушителями закона. Почти два века тхелет просуществовал в подполье. Его носили, не афишируя, жители Иерусалима. Все знали о его происхождении, но молчали. Римляне закрывали глаза на это нарушение, контролируя лишь использование фиолетово-розового пурпура. Однако Нерон, безумный император, захотел быть единственным, кому позволено носить одежды, окрашенные дарами моря. Он издал закон, по которому становился единственным владельцем всех красок, добываемых в море, и заставил его исполнять во всей империи под страхом сурового наказания. Иудеям осталось только подчиниться, хотя Неронов запрет приводил их в отчаяние.