Читать книгу "Темный путь - Анни Кос"

— Думаешь, второй кандидат, Талгат, лучше?

— Кочевники — более прагматичный народ. Их земли бедны, а людям надо выживать. К тому же, Талгат будет вынужден хранить равновесие между разными племенами, а это, поверьте, непросто. В таких условиях любой правитель более сговорчив.

— И то, что вы с ним одного рода, ни при чем?

— Совершенно, — ровный тон Ундеса обманул бы кого угодно, но император не был глуп.

— Я подумаю над твоими словами и дам ответ позже. Оставь мне все записи о Великой Степи, что у тебя есть, и покинь меня. Я хочу побыть один.

Двери кабинета бесшумно закрылись, оставляя императора наедине со своими мыслями. Советник же отправился прочь, чувствуя, что в этой схватке он победил. Не важно, как долго будет думать сиятельный, решение он примет правильное. И пусть сам Ундес никогда не вернется в степь, не взглянет на бескрайнее зеленое море трав, не вдохнет порывистый ветер, пахнущий грозой и полынью, мысль, что к падению дома Хольда приложил руку он, безродный подкидыш, кочевник из племени хулайд, согреет даже в самые холодные ночи.

7. Последняя весна

г. Острая вблизи Витахольма, 3 года спустя

— Зря я вас послушал, — хмуро пробурчал Хала, внимательно рассматривая силуэты трех всадников на горизонте.

— Зато ты выполнил просьбу своей госпожи, — философски заметила Йорунн, — и, поверь мне, я очень тебе за это благодарна.

Вдвоем с Халой они разместились на вершине странного каменного сооружения посреди степи. Огромные, почти в человеческий рост, округлые серо-розовые камни громоздились друг на друга, оставляя ветру широкие и удобные зазоры, через которые просматривали степные дали. Поверхность камней была покрыта коротким жестким лишайником, переливающимся от золотисто-беловатого, до сине-серого, зеленого и даже красного. Замысловатые узоры испещряли всю поверхность камней, а ближе к земле, где ветра уже успели насыпать тонкий слой почвы, сияла россыпь золотистых цветов, похожих на крохотные лилии, раскачивали белыми головками видсекии, пахучие сизые иллисы, розовые звездочки мирфы.

Йорунн блаженно закрыла глаза и удобно устроилась на нагретой весенним солнцем шероховатой поверхности. Ей нравилось приезжать сюда, забираться на самую вершину каменных исполинов и наблюдать, как ветер играется цветущими травами, превращая Степь в волнующееся море. И пока Хала напряженно осматривал окружающее пространство, его госпожа предавалась плавному и неспешному течению мыслей.

Таких странных каменных насыпей в степи было всего пять, и все они стояли рядом, очерчивая почти идеальный круг. Легенды гласили, что их построил в незапамятные времена могучий воин, имя которого стерло время. Он вроде бы прогневил богов и те назначили ему наказание, приказав сложить горы на равнине.

Кое-кто из мудрецов, правда, посмеивался, и говорил, что возраст этих “гор” во многие разы больше человеческого и появились они, когда и Степи-то еще не было, а земля кипела, как вода в котелке. В любом случае, хольдинги давно заметили, что валуны сохраняют тепло много лучше обычных камней, даже глубокой осенью казалось, что их каменная толща отогревает любого, кто прикоснулся к ее поверхности.

Сегодня Йорунн забралась на самую высокую гору. Ее называли Острая, дальше по кругу шли Вдова, Воин, Мышь и Водяная. Склоны Водяной нависали над небольшим озерцом, глубоким и синим, тут часто останавливались путники, но сегодня было безлюдно.

Хала отошел чуть в сторону и замер над Йорунн. Молодой воин иногда позволял себе задержать взгляд на госпоже, когда был точно уверен, что его никто не заметит. Ветерок растрепал волосы Йорунн, и теперь светлые, пронизанные солнцем пряди, слегка покачивались, свисая с края камня. Кожа девушки, тронутая щедрым степным солнцем, стала чуть золотистой, щек слегка коснулся румянец. Усилием воли Хала заставил себя отвернуться.

Минуло почти три года с того момента, как Хала начал нести службу в Витахольме. Сколько раз за это время образ его госпожи — порывистой, смелой до дерзости, но чуткой и доброй, решительной, острой на язык, и в то же время рассудительной — посещал его в минуты тишины и уединения. Йорунн, еще не до конца миновавшая пору юной горячности, не понимала, что многие из ее окружения смотрят на нее влюбленными глазами.

Однако какое-то древнее женское чутье подсказывало ей вести себя одинаково приветливо и ровно со всеми близкими. Ни Хала, ни Лид, ни Эйдан, да и вообще никто ни разу не почувствовал, что девушка выделяет кого-то одного, отдавая ему даже на минуту больше своего внимания, нежели остальным. Многие подруги ее возраста уже вовсю проявляли знаки внимания молодым людям, некоторые даже покинули отчий кров, чтобы дать начало новым семьям, однако сестра конунга неизменно оставалась далека от этого. Ее поведению были чужды игривость и мягкая нежность, но искренность и простота в манерах покоряли всех, с кем ей пришлось столкнуться.

Закономерным итогом стало то, что она — всеобщая любимица, рядом с которой были сотни людей — иногда чувствовала себя одинокой. В такие минуты ей нравилось убегать в Степь, где ветер и скачка прогоняли из головы смутные и непонятные мысли. Утомленная скорой ездой, разгоряченная солнцем, Йорунн добиралась до вот таких уединенных мест, как вершина Острой, и позволяла себе просто наслаждаться свободой.

Впрочем, когда Лид понял, куда и как исчезает его сестра, у них состоялся крайне эмоциональный и неприятный разговор. Результатом перепалки стало то, что Лид потребовал от Йорунн никуда не выезжать без охраны и сопровождения. Йорунн согласилась, поскольку по сути Лид был прав. И все же то ли из чувства противоречия, то ли из неосознанного желания избежать лишних глаз, выбираться в поездки она стала в сопровождении одного Халы. Лид лишь головой покачал, но настаивать на большом эскорте не стал. Мысли Халы и вовсе остались тайной. То ли наказание, то ли награда?

— Что там, Хала? Кто-то едет к нам? — спросила Йорунн, приподнимаясь на локтях.

— Возможно, но очень далеко, не вижу гербов, — ответил верный спутник.

Йорунн поднялась и встала рядом с Халой, прикрывая глаза от яркого света рукой.

— Знакомые кони, — удивленно заметила она, — неужели Эйдан?

— Скоро узнаем. Смотрите, нас заметили, чуть повернули вправо.

— Похоже, наша передышка окончена, — вздохнула она, выбирая из волос застрявшую сухую травинку. — Если это Эйдан, то значит, будут важные новости: мы не ждали его до осени.

— Хотите спуститься?

— Да, в любом случае было бы невежливо не поздороваться. И нам все равно пора отправляться домой, пока брат не отправил никого нас искать.

Вместе они спустились к подножию, перелезая через камни, а иногда и просто спрыгивая с них. К подножию Йорунн с Халой и всадники добрались одновременно. Эйдан, а это был действительно он, приветливо помахал рукой:

— Я вижу, вы все так же неосторожны, моя госпожа.