Читать книгу "Лисье время - Надежда Гарнык"

В выходные Татьяна Михайловна пыталась найти могильник. И нашла. Две резвые лайки с остервенением понеслись на неё, но Татьяна Михайловна моментально достала из сумки пакет, вскрыла его и высыпала порошок вокруг себя, выставила вперёд палку-посох, взятую специально для защиты. Лайки остановились, потянули ноздрями воздух, отпрянули от Татьяны Михайловны. Тогда пушная фея достала такой же второй пакетик и, пока отступала назад, распыляла его за собой. Собаки какое-то время выцеливали Татьяну Михайловну цепким, хищным, но озадаченным и напуганным взглядом и, развернувшись, бросились к сторожке. Сторож даже не показался, может, он спал, уже вечерело, а может, махнул на всё рукой – пусть загрызут, пусть, не до того сейчас – по радио трансляция таких интересных передач: антенна высовывалась прямо из окна. Вот так закончилась экскурсия на могильник. Но сделан он и вправду был по науке и уже покрывался травкой. Ну хоть могильник в порядке, нельзя было, что ли, поставить в известность. Все на работе врут, недоговаривают, что-то скрывают. Начальство нервное, угрюмое и почему-то держит завлабораторией за первого врага и возмутителя спокойствия.

Татьяна Михайловна не привыкла к такому отношению. За полгода она превратилась в истощённую немолодую женщину, похудела, мало спала, на работе ни с кем не общалась, перестала чаёвничать с коллегами, боялась разговаривать просто так, без дела. После работы иногда задерживалась. День удлинялся, можно было навещать «деточек» позже, тем более что сумерки – начало не только их дня, но и настоящей жизни пушной феи. Иногда ей начинало казаться, что она тоже лиса. Татьяна Михайловна отгоняла от себя эти странные фантазии, проходя мимо пустой зверофермы, дальше, дальше, мимо аварийной трубы отопления, спасшей лисам зимой жизнь. Вперёд! Туда, где ещё теплилась на волоске лисья жизнь! Всю зиму у лис не брали анализы, не кололи вакцины, календарь прививок был нарушен. А гельминты! Дегельминтизация не проводилась полгода! В этот раз лисы забились в свои домики и скулили оттуда, старые лисы кидались на сетку вольеров и лаяли на свою «попечительницу» с осуждением, протягивая: «А-а-а-а, а-а-а-а, это ты… эх ты…» Лисы не забыли, как она открывала им пасти, состригала волосы (для изучения и анализа), поила водой странного вкуса, осматривала пальцы на лапах – во всяком случае, Татьяне Михайловне так казалось… И сейчас она заметила: от голода и предчувствия беды подопечные обезумели и, кажется, не узнали её, свою «прародительницу»! Как бы там ни было, какие бы времена ни текли, но природа торжествует весной: почти все нерассаженные пары обзавелись питомцами, тройкой-парочкой против обычных четырёх-пяти. Подросшие щенки носились по вольерам, покусывая друг друга, они были голодны, но тяга к игре, как и к жизни, у щенков сильнее голода. Татьяна Михайловна от горя даже не обратила внимания на их окрас, да и зачем… «К осени окрас поменяется, а может, и к августу, но у молодняка линька задержится», – впервые в жизни как-то несвязно рассуждала Татьяна Михайловна, добрая, ставшая от невзгод полубезумной пушная фея. Она плелась к самой любимой, самой просторной клетке ценнейшего экземпляра – молодого самца серебристо-чёрной канадской лисицы. От былого величия щенка, приобретённого в прошедшем августе, не осталось и следа, хотя масть чувствовалась, волос по-прежнему был очень длинный. Теперь это был одичавший, грустнейший из-за пропущенного гона, очень незлобивый и какой-то странный лис, он выполз из своего домика навстречу Татьяне Михайловне и зарычал:

– Ути, ути-ур-р-р. – Странные звуки для молодого самца.

– Ничего нельзя сделать, дорогой мой. Ничего нельзя.

Лиса запротестовала, загавкала, заголосила: «Мо-ожно», или Татьяне Михайловне это показалось?

– Можно, только осторожно? – усмехнулась Татьяна Михайловна. – Эх, Канадец, Канадец, такие деньги за тебя заплачены, и вот результат… Впрочем, теперь это уже совсем небольшие деньги, совсем маленькие деньги. – Татьяна Михайловна просунула в сетку вольера палец, и Канадец стал его лизать. – Да я сама в клетку сяду. Что я без вас? И дело, понимаешь ты, Канадец, дело не доведено до конца. Дело всей жизни! Целый шкаф монографий и коллективных научных трудов, и всё о вас, об эксперименте. Но ты, конечно, подрос, просто вымахал, – пригляделась Татьяна Михайловна к лису. – Да ты гигант, товарищ четыреста семьдесят седьмой. – Татьяна Михайловна стала искать в сумке очечник, чтобы рассмотреть лиса, но он скрылся в домике. – Уполз! А почему трафарет не висит на клетке? – На каждом вольере по инструкции всегда и во все времена висела табличка, куда заносились данные зверя: вес, рост по холке, год рождения.

Татьяна Михайловна осмотрела фасад соседнего вольера с парой бастард и одним щенком, но и там не было трафарета. Она побежала к Вадиму. И почему он сегодня так молчалив и пустил её на обход одну? Обыкновенно-то сопровождал, как и положено по инструкции. И не пьяный вроде бы…

– Вадим! Что это значит?! Мы перепутаем лис! Почему щенки не вписаны в таблички?

– Потому что трафаретов нет, – отбрехнулся Вадим, зевая.

– А почему нет? – возмутилась Татьяна Михайловна.

– А потому что – нет, – закривлялся Вадим, расставив руки и вышагивая, как заправский посетитель пивной перед дракой.

– Вадим! Да что с тобой?

– Да какая теперь разница, – отозвался Вадим, он больше не кривлялся. – Кирдык нашим лисятам.

– Но ты сторож или нет! Объясни!

– Ничего я объяснять не буду! – закричал Вадим.

– Но трафареты – собственность общественная.

– Да что вы! – заржал в голос Вадим. – Это поэтому (тут Вадим назвал имя пушного отца, которое вообще никто никогда раньше всуе не упоминал) он контейнер меха в Москву переправил. Для общественной нашей собственности, да?

– Тише ты! Лис не пугай. Они и так нервные, вздрагивают от любого звука.

– Уходите, Татьяна Михайловна! Вы больше не работаете в химлаборатории!

– Как не работаю? Я только что оттуда.

– Ой, – опомнился Вадим и прищурился, как обычно щурился, готовясь вколоть животному укол, – извините, мне сказали по секрету. Сегодня пятница, так? – Вадим задал любимый вопрос всех алкашей, он окончательно спился за это время, покраснел, хуже Кузьмина.

«А ведь дочь не хоронил, и жена у него милая, у Виталика его вообще с Зоечкой роман…» – Татьяна Михайловна даже думала по-старомодному. Трезвый Вадим выглядел страшнее пьяного. Татьяна Михайловна почувствовала, что от него веет смертью, сыростью, хотя погода была не по сезону жаркая, лицо обдавал тёплый ласковый, как Канадец, ветерок. Вадим совсем опустился, отёк, ходил алкогольной артритной походкой, вспухшие от пародонтоза дёсны зияли пустотами. «Зубы стал терять», – сочувственно подумала Татьяна Михайловна.

– Да. Сегодня пятница, тридцать первое.

– Ну вот и славненько. А завтра, значит, первое июня, суббота?

– Да, именно.

– А значит, в понедельник, третьего, вы придёте, вам две недели дадут досидеть, но предупредят: шарашке вашей, то есть лаборатории, – всё, капут. Рассчитают и ручкой помашут. Хотя нет… Другие должности выделят. Вы же учёный. – Вадим поморщился. – Как раз за эти две недели решат, ху из ху, то есть кто есть кто в античном мире. – И Вадим захрипел, вроде как засмеялся. Совершенно лисьи звуки, с завываниями, шумно вдыхая воздух. «С волками жить – по-волчьи выть, с лисами жить – по-лисьи тявкать», – перефразировала Татьяна Михайловна известную поговорку.