Читать книгу "Суриков - Татьяна Ясникова"

Далее сообщает о своем житии, из чего непременно вытекает, что в квартирке его не хватает карточки любезной его сердцу Анны Дмитриевны.

«О себе скажу, что я переехал на Васильевский славный остров, на новую квартиру. Она находится от Академии в 30 шагах, только перейдешь улицу да переулок Академический, как уже и в Академии. Живу я с товарищем, учеником Академии Стаховским. Он приехал с Кавказа, где у него остались мамаша, отец, сестра, брат маленький, Сашин ровесник. Мы все и говорим друг другу: я об вас, а он о своих родных, которых он, как и я, очень любит. Вместе рисуем, поем, и дурим, и скакаем, и пляшем. Милый парень! Я очень с ним сошелся. Платим за квартиру 10 рублей. Есть спальная, отделенная от нашей рабочей комнаты перегородкою. Мы постарались украсить свое жилище коврами и картинами собственной работы. Одним словом, она же и зало, гостиная и приемная, и проч., проч. Обстановились довольно порядочно. Квартира очень просторная для двоих. Стол имеем в кухмистерской. Там очень хорошо кормят. Хотел иметь стол у хозяйки, но товарищ не согласился, а одного меня она почла невыгодным кормить. В Петербурге выпал снег, и мы с товарищем катались на тройке, при этом я вспоминал Сибирь, как там возят, особенно по Барабинской степи. Поблагодарите Анну Дмитриевну за ее память обо мне и скажите ей, чтобы она сдержала свое обещание — прислала карточку…»

А вот и гитара, «думки» Мельницкого просятся.

«Хотел уже запечатать письмо, но получил Ваше письмо, в котором Вы пишете, мама, что к Вам переходят родственники Баженова. Я очень обрадовался этому. Но вот что, мамаша: не посылайте, пожалуйста, мне денег на гитару; она ведь мне не нужна, я могу обойтись и без нее. А между тем Вам деньги нужны, я ведь знаю, что Вы никогда не сознаетесь, что они Вам нужны. Вы пошлете, а сами будете терпеть нужду, а от этой мысли у меня сердце сжимается. Я ведь все прежнее помню. Так, Бога ради, не посылайте. Мне достает денег на все. Я не терплю никаких недостатков. Гитару я себе достал. Когда я прочел Ваше письмо, что Вы хотите послать мне денег, то мне сделалось ужасно досадно: пожалуй, уже деньги в дороге, а сами без денег. Нужно печи поправить, а они мне на гитару посылают. Я просто покою не нахожу. Если послали деньги, и я получу, то хоть как Вы угодно, мамаша, сердитесь, а я их назад пошлю Вам. Вы еще писали, что Лизу (дочь И. В. Сурикова от первого брака. — Т. Я.) нетерпение берет получить наследство, то я скажу Вам, что ранее совершеннолетия Саши едва ли ей доведется что-нибудь дополучить; да и что еще ей нужно? Кажется, уже ведь получила. Экая поповщина, завидные глаза! Она мне еще ничего не писала. Отчего ты, Саша, мне и строчки не черкнешь? Разве забыл своего Васю? Не ленись, доставь мне удовольствие видеть твое письмо. Напишите, мамаша, какие новости есть в Красноярске? Берегите свое здоровье, милая мамаша, не ходите в легких башмаках по морозу, а то я буду беспокоиться, Вы ведь никогда не смотрите на себя.

Пишите. Адрес мой: Петербург, на Васильевский остров, по 7-й линии, дом Шульца, N 10/11, квартира № 12-й. Мамаша, будьте добры, передайте Анне Дмитриевне Бабушкиной мою записку, если она приедет к Вам. В записке нет ничего дурного. Если не приедет к Вам, то иначе не отдавайте.

Любящий Вас Василий Суриков».

Академию художеств возглавляли члены царской семьи, это учебное заведение находилось в ведомстве Министерства Двора. Дочь Николая I великая княгиня Мария Николаевна была президентом Академии с 1852 по 1876 год. Вице-президентом с 1869 года был великий князь Владимир Александрович, с 1876 по 1909 год — президентом. Вопросы, по которым Академия обращалась в Министерство Двора, докладывались непосредственно императору.

Приобретение Александром II картины Александра Иванова «Явление Христа народу», взволновавшей русское общество и многотрудностью ее создания, и тем, что покупка состоялась через несколько часов после смерти художника (3 июля 1858 года), подняло волну обновления устоявшейся академической школы. Император совершил благородный поступок и принес картину в дар Румянцевскому музею, вскоре переехавшему из Санкт-Петербурга в Москву (в Дом Пашкова). Для полотна, признанного великим, был построен специальный павильон.

Все это волнение имело широкий околокультурный резонанс и побудило к радикальным переменам в Академии — среди консервативной профессуры стали появляться новые лица, например, такой передовой преподаватель, как Павел Петрович Чистяков. В 1872 году он получил должность адъюнкт-профессора Академии. Суриков был одним из тех, на кого Чистяков оказал безмерное влияние. Происхождение из народа — а художник Чистяков был из крепостных крестьян — само по себе служит обновлению искусства, освежению его сил.

Традиционно в Академии наряду со всеми обучались также крепостные и незаконнорожденные, и это давало шанс через мастерство сравняться с благородным классом. Павел Чистяков стал светочем той Академии, что некогда была создана по инициативе гения из народа — Михаила Ломоносова — и, наконец, в самом деле становилась народной. Образование прорывало сословные перегородки.

«Соединить рафаэлевскую технику с идеями новой цивилизации — вот задача искусства в настоящее время, — взволнованно писал в одном из писем Александр Иванов. — Прибавлю вам, что искусство тогда возвратит значение в общественной жизни, которого не имеет теперь, потому что не удовлетворяет потребностям людей». А Чистяков к этому добавлял общечеловеческое: «Чувствовать, знать, уметь — полное искусство». Он пробыл пенсионером Академии в Италии с 1862 по 1870 год, получив первую золотую медаль за историческую картину «Великая княгиня Софья Витовтовна, срывающая пояс с Василия Косого на свадьбе Василия Темного». В Италии Чистяков изучал колорит Тициана, Джотто и Веронезе, искал истоки совершенства и красоты искусства Возрождения. Вернувшись на родину, Чистяков был поглощен педагогической деятельностью, охотно делился с учащимися всем, что открывалось его пытливому уму и сердцу.

Под его руководством Суриков учился изображать классическую возвышенность чувств, а также проникновению в историческую картину жанрового начала (что отразилось, например, в картине Г. Мясоедова «Бегство Григория Отрепьева из корчмы на литовской границе», 1862 год). Сурикову все это оказалось на руку как художнику, пришедшему из недр родового быта.

Границы «прекрасного» размывал бурный поток жизни; идеалистический взгляд на искусство опроверг в своей нашумевшей диссертации «Эстетическое отношение искусства к действительности» Николай Чернышевский. Студенты Академии художеств читали эту работу в рукописных копиях, ее идеи просочились сквозь академические стены, правда, не сразу. Чернышевский защитил диссертацию в 1855 году, подвергнув резкой критике эстетику идеализма. Он заявлял, что природа и жизнь выше искусства, что сфера искусства шире сферы прекрасного; объяснение жизни, приговор отдельным ее отрицательным сторонам — это тоже задачи искусства.

Спустя восемь лет, в 1863-м, 14 выпускников, не без влияния идей Чернышевского, отказались от конкурсной разработки темы из скандинавских мифов (саг) «Пир в Валгалле» в духе отвлеченного, схоластического академизма. И, не получив разрешения на выбор собственных тем для картин, во главе с Иваном Крамским покинули Академию. Группа создала Петербургскую артель художников, чтобы писать то, что волнует Россию и, соответственно, имеет у покупателей спрос. В 1869-м, в год поступления Сурикова в Академию, двум жанристам — Г. Мясоедову и В. Перову пришла в голову идея создать Товарищество передвижных художественных выставок, и при поддержке И. Крамского в 1870 году оно появилось. Артель же распалась в следующем, 1871 году, уступив место Товариществу. Так что учеба Сурикова пришлась на годы решительного обновления художественной жизни России.