Читать книгу "Шоу непокорных - Хейли Баркер"

— Ты извинишься, мой мальчик, обещаю тебе! Иное дело, цена извинений.

— Ты хочешь, чтобы я попросил у тебя прощения, заявил твоим избирателям, что допустил ошибку? — говорю я. — Ты этого хочешь? Тогда поставь меня перед телекамерой, я с радостью расскажу всему миру, как себя чувствую!

Она раздраженно всплеснула руками. Она не знает, что ей делать. В кои-то веки моя всезнающая мать в растерянности.

— Почему я здесь вообще нахожусь? — говорю я. — И зачем ты пришла сюда? Почему мы встречаемся в цирке?

Она на секунду замолчала, затем спустилась со сцены и присела на один из травянистых выступов. Когда же она смотрит на меня снова, в ее глазах затаилось нечто, чего я никогда раньше не видел. Что-то вроде вины и печали.

— Это было лишь чем-то вроде подстраховки, — говорит она. — Я пообещала твоему отцу, что просто запугаю тебя этим, если ты начнешь упираться. Вот уж не думала, что мне и впрямь придется прибегнуть к этой угрозе. Мне казалось, это чересчур жестоко. Теперь же, глядя на тебя, понимая, сколько в тебе дерзости и гордыни, я осознаю, что вынуждена пойти на самые решительные меры. Не ради меня, но ради тебя. Ради твоего же блага. Нужно, чтобы ты понял свою ошибку, нужно показать тебе, каково это — быть на другой стороне.

Мать на секунду умолкает, а когда начинает говорить снова, в ее голосе слышится растерянность.

— Кто бы мог подумать? Он оказался прав.

— Кто оказался прав? Ты имеешь в виду отца? Ты говоришь о нем?

Она опускает плечи и зарывается лицом в ладони.

— Порой приходится выбирать самый трудный путь, — тихо произносит она. — Приходится принимать нелегкие решения, даже если со стороны они могут показаться жестокими. Нет, Бенедикт, я не о твоем отце, он воспринимает все несколько иначе.

Она смотрит на меня, и это незнакомое, печальное выражение отчетливо выделяется на ее лице.

— Я об инспекторе манежа.

Хошико

Мы бросились обратно по дорожке и ворвались в дом. Мальчишка едва успел захлопнуть дверь: всполохи синих мигалок патрульных машин скользнули по стенам, высвечивая наши лица. Мы опасливо переглядываемся.

В окно мы видим, как по узкой улочке, с обеих сторон которой теснятся убогие лачуги, движутся три полицейские машины. Вернее, пробиваются вперед, — улица не предназначена для проезда транспорта, — сокрушая все вокруг и оставляя после себя борозды в грязи. Чуть дальше дорога становится еще меньше и буквально упирается в скособоченную крошечную хибарку. Машины даже не тормозят и просто сметают ее на полном ходу. Во все стороны летит мусор. Хибарка превращается в груду обломков из фанеры и картона.

— Это было жилище Молли и Джо, — хмуро сообщает мальчишка. — Слава богу, их хотя бы не было дома. И на том спасибо.

— Там кто-то жил? Что же они теперь будут делать? — недоумевает Грета.

Наш спаситель пожимает плечами:

— Что они могут сделать? Наверное, станут копаться в мусорных кучах, чтобы найти там доски и картон для постройки нового дома.

Джек все еще остается снаружи, затаившись в тени. Ему повезло, что полицейские машины проехали мимо.

Я снова смотрю на мальчишку. Похоже, что угрюмое выражение застыло на его лице навечно.

— Спасибо, что впустил нас.

Парень закатывает глаза.

— Разве у меня был выбор? Только не думайте, что можете остаться здесь надолго.

— Но нам больше некуда податься, — горестно вздыхает Грета.

Мальчишка качает головой:

— Оглянись вокруг. Как ты думаешь, что я могу сделать для вас?

Я осматриваюсь.

Эта лачужка аккуратная и чистая как внутри, так и снаружи. В углу стоит небольшая метла, сделанная из связанных вместе тряпок, пол под нашими ногами идеально чист — ни пыли, ни грязи. Большой деревянный ящик вместе с парой ящиков поменьше выполняет роль стола и стульев. Цветы, которые мы заметили снаружи, стоят в стеклянной бутылке. Похоже, их сорвали совсем недавно. На веревке, разделяя комнату на две части, висят две ветхих простыни. Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть в щель между ними. Вижу два ведра и три аккуратно свернутых в рулон одеяла. Видимо, на них спят.

— Ты живешь здесь один? — спрашиваю я его.

— Нет. С матерью. Нас тут… только двое.

Он буквально выдавливает из себя слова, как будто ему неприятно об этом говорить. Интересно, был ли в их семье кто-то еще: отец, брат или сестра? И что с ними случилось?

— Тебе кажется, что ты не можешь нам помочь, — осторожно говорю я. — Но ты сможешь, если захочешь. Тебе наверняка известны правила местной жизни. А вот нам — нет. Мы не знаем, кому можно доверять. Не знаем даже, можно ли доверять тебе. Не знаем, куда можно ходить, а куда лучше не совать носа. Мы не знаем ничего. Должно же быть что-то полезное, что ты мог бы нам рассказать.

— Почему вы постучали именно в мою дверь? Мне не нужны неприятности, особенно сейчас. — Он опустился на один из маленьких ящиков и вытянул ноги, почти полностью заняв ими тесную комнатушку. — Избегать нужно всех, избегать нужно всего. Никому не следует доверять. — Он холодно прищурился. — Даже мне.

— Почему же ты тогда впустил нас? Почему передумал?

Юный хозяин дома сухо усмехнулся:

— Хороший вопрос.

Возникла пауза. Мы с Гретой обменялись недоумевающими взглядами. Снаружи раздался вой сирены. Полицейские возвращаются. Нужно как можно быстрее затащить сюда Джека.

— Наш друг, — говорю я. — Он там, на улице. Ему можно войти? Всего на пять минут, пока не уедет полиция.

— Кто это? — спрашивает он. — Тот Чистый парень с плакатов? Бенедикт Бейнс? Тот, что произнес речь в Интернете, о которой все говорят?

— Нет, это не он. Это…

— Тогда где же он? — прерывает меня мальчишка. Его явно мучает любопытство. — Передумал бунтовать? Вернулся к своей матери? — На его лице появилось злорадное выражение.

— Нет! — Он раздражает меня все больше. — Не передумал. Его схватила полиция. Он сам сдался!

Я мысленно представляю себе Бена, который стоит у окна с пистолетом у виска. Пожалуйста, Боже, умоляю Тебя, пусть с ним все будет в порядке. Что они с ним сделают? Как его накажут? Если с ним что-нибудь случится, я не смогу жить дальше. Даже ради Греты не смогу.

— Он сдался, — говорю я, — ради нас.

Сирены уже совсем близко.

— Наш друг Джек. Он на улице. Ему можно войти? Пожалуйста!

Мальчик провел пятерней по редким белобрысым волосам и тяжело вздохнул:

— Он ведь коп, верно? Я ненавижу Чистых, но еще больше ненавижу легавых. С какой стати я должен его сюда пускать?

— Он никакой не Чистый. Перестал им быть. И он никогда не был полицейским. Он пошел служить в полицию лишь для того, чтобы помогать Отбросам! Пожалуйста, впусти его! — прошу я. — Прошу тебя. Иначе его найдут и убьют. Они убьют всех нас!