Читать книгу "Приключения Оливера Твиста - Чарльз Диккенс"

— Единственный мой друг! — воскликнула Роз,прижимаясь к ней. — Самый добрый, самый лучший из друзей! У меня сердцеразрывается. Я не в силах все это вынести!

— Ты вынесла больше и, несмотря ни на что, оставаласьвсегда самой милой и кроткой девушкой, делавшей счастливыми всех, кого тызнала, — нежно обнимая ее, сказала миссис Мэйли. — Полно, полно,дорогая моя! Подумай о том, кому не терпится заключить тебя в свои объятия!Взгляни сюда… посмотри, посмотри моя милая!

— Нет, она мне не тетя! — вскричал Оливер, обвиваяруками ее шею. — Я никогда не буду называть ее тетей!.. Сестра… моядорогая сестра, которую почему-то я сразу так горячо полюбил! Роз, милая,дорогая Роз!

Да будут священны эти слезы и те бессвязные слова, какимиобменялись сироты, заключившие друг друга в долгие, крепкие объятия! Отец,сестра и мать были обретены и потеряны в течение одного мгновения. Радость игоре смешались в одной чаше, но это не были горькие слезы; ибо сама скорбь былатакой смягченной и окутанной такими нежными воспоминаниями, что, перестав бытьмучительной, превратилась в торжественную радость.

Долго-долго оставались они вдвоем. Наконец, тихий стуквозвестил о том, что кто-то стоит за дверью. Оливер открыл дверь, выскользнулиз комнаты и уступил место: Гарри Мэйли.

— Я знаю все! — сказал он, садясь рядом с прелестнойдевушкой. — Дорогая Роз, я знаю все!.. Я здесь не случайно, — добавилон после долгого молчания. — И обо всем этом я, услышал не сегодня, я этоузнал вчера — только вчера… Вы догадываетесь, что я пришел напомнить вам ободном обещании?

— Подождите, — сказала Роз. — Вы знаете все?

— Все… Вы разрешили мне в любое время в течение годавернуться к предмету нашего последнего разговора.

— Разрешила.

— Не ради того, чтобы заставить вас изменить своерешение, — продолжал молодой человек, — но чтобы выслушать, как выего повторите, если пожелаете. Я должен был положить к вашим ногам то положениев обществе и то состояние, какие могли у меня быть, и если бы вы не отступилиот первоначального своего решения, я взял на себя обязательство не пытаться нисловом, ни делом его изменить.

— Те самые причины, какие влияли на меня тогда, будутвлиять на меня и теперь, — твердо сказала Роз. — Если есть у менятвердое и неуклонное чувство долга по отношению к той, чья доброта спасла меняот нищеты и страданий, то могло ли оно быть когда-нибудь сильнее, чемсегодня?.. Это борьба, — добавила Роз, — но я буду с гордостью еевести. Это боль, но ее мое сердце перенесет.

— Разоблачения сегодняшнего вечера… — начал Гарри.

— Разоблачения сегодняшнего вечера, — мягкоповторила Роз, — не изменяют моего положения.

— Вы ожесточаете свое сердце против меня, Роз, —возразил влюбленный.

— Ах, Гарри, Гарри! — залившись слезами, сказаламолодая леди. — Хотелось бы мне, чтобы я могла это сделать и избавить себяот такой муки!

— Зачем же причинять ее себе? — сказал Гарри, взявее руку. — Подумайте, дорогая Роз, подумайте о том, что вы услышалисегодня вечером.

— А что я услышала? Что я услышала? — воскликнулаРоз. — Сознание, что он обесчещен, так повлияло на моего отца, что онбежал от всех… Вот что я услышала! Довольно… достаточно сказано, Гарри,достаточно сказано!

— Еще нет! — сказал молодой человек, удерживая ее,когда она встала. — Мои надежды, желания, виды на будущее, чувства, каждаямысль — все, за исключением моей любви к вам, претерпело изменения. Я непредлагаю вам теперь почетного положения в суетном свете, я не предлагаю вамобщаться с миром злобы и унижений, где честного человека заставляют краснетьотнюдь не из-за подлинного бесчестия и позора… Я предлагаю свой домашний очаг —сердце и домашний очаг, — да, дорогая Роз, и только это, только это я имогу вам предложить.

— Что вы хотите сказать? — запинаясь, выговорилаРоз.

— Я хочу сказать только одно: когда я расстался с вамив последний раз, я вас покинул с твердой решимостью сравнять с землей всевоображаемые преграды между вами и мной. Я решил, что, если мой мир не можетбыть вашим, я сделаю ваш мир своим; я решил, что ни один из тех, кто чванитсясвоим происхождением, не будет презрительно смотреть на вас, ибо я отвернусь отних. Это я сделал. Те, которые отшатнулись от меня из-за этого, отшатнулись отвас и доказали, что в этом смысле вы были правы. Те покровители, власть имущие,и те влиятельные и знатные родственники, которые улыбались мне тогда, смотряттеперь холодно. Но есть в самом преуспевающем графстве Англии веселые поля иколеблемые ветром рощи, а близ одной деревенской церкви — моей церкви. Роз,моей! — стоит деревенский коттедж, и вы можете заставить меня гордиться имв тысячу раз больше, чем всеми надеждами, от которых я отрекся. Таково теперь моеположение и звание, и я их кладу к вашим ногам.

 

— Пренеприятная штука — ждать влюбленных кужину! — сказал мистер Гримуиг, просыпаясь и сдергивая с головы носовойплаток.

По правде говоря, ужин откладывали возмутительно долго… Нимиссис Мэйли, ни Гарри, ни Роз (которые вошли все вместе) ничего не моглисказать в оправдание.

— У меня было серьезное намерение съесть сегоднявечером свою голову, — сказал мистер Гримуиг, — так как я началподумывать, что ничего другого не получу. С вашего разрешения, я беру на себясмелость поцеловать невесту.

Не теряя времени, мистер Гримуиг привел эти слова висполнение и поцеловал зарумянившуюся девушку, а его примеру, оказавшемусязаразительным, последовали и доктор и мистер Браунлоу. Кое-кто утверждает, чтоГарри Мэйли первый подал пример в соседней комнате, но наиболее авторитетныелица считают это явной клеветой, так как он молод и к тому же священник.

— Оливер, дитя мое, — сказала миссис Мэйли, —где ты был и почему у тебя такой печальный вид? Вот и сейчас ты плачешь. Чтослучилось?

Наш мир — мир разочарований, и нередко разочарований в технадеждах, какие мы больше всего лелеем, и в надеждах, которые делают великуючесть нашей природе.

Бедный Дик умер!

Глава 52

Последняя ночь Феджина

Снизу доверху зал суда был битком набит людьми. Испытующие,горящие нетерпением глаза заполняли каждый дюйм пространства. От перил передскамьей подсудимых и вплоть до самого тесного и крохотного уголка на галереевсе взоры были прикованы к одному человеку — Феджину, — перед ним, сзадинего, вверху, внизу, справа и слева; он, казалось, стоял окруженный небосводом,усеянным сверкающими глазами.