Читать книгу "Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев"

Незадолго до падения Софьи в Москву приезжал польский посланец – скорее даже политический разведчик, де ла Невилль. Позднее он написал о Голицыне: «Если бы я захотел написать всё, что узнал об этом князе, я никогда бы не кончил; достаточно сказать, что он хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей превратить в людей, трусов в храбрецов, пастушечьи шалаши в каменные палаты…».

Иными словами, князь Голицын был идейным предшественником гоголевского Манилова, но с «маниловщиной», ещё более выраженной, чем у гоголевского персонажа. Ведь Голицын толковал Невиллю о своих намерениях через семь лет после того, как получил практическую возможность заняться теми преобразованиями, о которых он толковал ещё царю Фёдору.

Де ла Невилль утверждал, что проекты реформ Голицына «были значительно шире, чем проекты, предложенные Петром». Но кто же мешал могущественному вельможе при поддержке правительницы государства превращать дикарей в людей и шалаши в каменные палаты? Если мы сравним софье-голицынскую Россию образца 1682 года с ней же образца 1689 года, то особой разницы не обнаружим. Но если сравнивать петровскую Россию 1700 года и 1707 года, то обнаружим принципиальную, поразительную разницу. А ведь в распоряжении Петра в начале 1700 года имелся не больший материальный потенциал преобразований, чем у Софьи в 1682 году!

Если не меньший…

Похвалы же де Невилля и ему подобных в адрес Голицына вполне объяснимы… Голицын смотрел на Европу снизу вверх, а Пётр сразу – сверху вниз, и не только по причине гигантского роста.

В русской истории с князем Василием Голицыным может быть сравнён лишь президент Путин, который тоже произносит много умных речей при полном практическом бездействии и неспособности совершать те действия, необходимость которых вытекает из умных речей.

Нет, не могли быть Софья и Голицын реальной альтернативой Петру и его державной «команде».

По тем же примерно причинам не мог быть успешным ни один анти-петровский стрелецкий бунт – за этими бунтами не стояло никакой вдохновляющей и нужной Московскому государству идеи, а их организаторы были людьми «без царя в голове» не только в переносном, но и в прямом смысле слова, ибо в голове у них «сидела» бесперспективная царевна Софья…

Зато если бы юный Пётр умер в ходе Великого посольства в Европу, последующая русская история могла бы получить невесёлое и бесславное развитие – именно что «софьинское», с ориентацией на Польшу, с несамостоятельной политикой… Потом на малоповоротливых «московитов», союзных Польше, двинулся бы Карл XII, навалились бы союзные шведам османы, и перспективы для России на XVIII век обрисовались бы очень «заманчивые»…

Не исключено, что русская история соскочила бы со стрежня мировой истории XVIII века и в том случае, если бы Пётр был убит при Полтаве… Но уже к Полтаве Пётр совершил немало, так что вряд ли даже его гибель на Полтавском поле увела бы Россию с пути великих реформ на путь прозябания.

А вот сказать, что было бы, если бы Петру наследовал его сын царевич Алексей, можно сразу: скорее всего, Россия пережила бы острый кризис, из которого, вышла бы, всё же, на более менее петровский путь.

Царевич Алексей Петрович – сын Петра от первой жены Евдокии Лопухиной, родился в 1690 году и воспитывался так и в таком окружении, что дело отца продолжать бы не смог. К 10-м годам XVIII века консервативная часть российских «верхов» объективно превратилась из консерваторов уже в махровых реакционеров. Реализация их взглядов означала бы не просто регресс, а будущую гибель России как самодостаточного государства. Алексей же подпал именно под реакционное влияние…

Вызвав этим гнев отца, Алексей в сентябре 1716 году бежал за границу, откуда был возвращён по требованию Петра в январе 1718 года. В России царевича предали суду, по манифесту Петра он был лишён прав на престол и в июне 1718 года скончался.

А если бы Алексей не сбегал?

Не исключено, что Пётр, убедившись с годами, что сын – не только не подмога ему и России, но – смертельная помеха, лишил бы Алексея прав престолонаследия даже без побега того за границу. Однако жив бы Алексей в последнем случае остался, разве что отец заставил бы его насильно постричься – как это было сделано в своё время Борисом Годуновым с прадедом Петра Фёдором Романовым, ставшим позднее патриархом Филаретом.

А если бы виртуальный, то есть – никуда не сбегавший и сохранивший право на трон Алексей по виртуальной смерти Петра при той же Полтаве воцарился?

Что ж, реально бывшая история XVIII века убеждает нас в том, что дворцовые «верхи» сразу же раскололись бы тогда на две основные партии – «за» и «против» нового императора. И хотя основой противостояния были бы – как и после смерти реального Петра – личные амбиции и интересы, те, что стояли бы против императора Алексея II, объективно отражали бы и исторические интересы Российского государства. А поскольку они были более-менее сплочены прошлой совместной работой при Петре и обладали намного более высокими организационными талантами, чем их оппоненты, Алексею никак не удалось бы повернуть Россию вспять.

Вопрос лишь в том, какой ценой обошёлся бы России этот виртуальный поворот российской истории.

Если же Пётр не скончался бы 26 января 1725 года, а царствовал бы ещё несколько лет, то чем дольше он пробыл бы во главе России, тем прочнее был бы фундамент российской мощи, тем славнее и увереннее развивалась бы петровская и после-петровская Россия.

Главный же «альтернативный» вопрос, относящийся к эпохе Петра, несомненно следующий: «Что было бы, если бы эта эпоха не настала? Какой была бы беспетровская Россия?».

Чтобы понять, что ожидало бы Россию без Петра, полезно освежить в памяти даты некоторых открытий, изобретений и достижений науки и техники, относящихся к пред-петровскому XVII веку и более ранних…

К началу этого века Европа уже имела теорию Коперника – хотя 17 февраля 1600 года итальянский учёный Джордано Бруно был сожжён в Риме и за её, в том числе, поддержку.

Ещё в конце XV века Колумб достиг берегов Америки… За восемьдесят лет до начала XVII века Магеллан совершил первое кругосветное путешествие, а в конце XVI века – в 1590 году, голландец Захария Янсен изобрёл микроскоп со сложным объективом.

Что же до непосредственно XVII века, то:

– в 1610 году итальянский учёный Галилео Галилей впервые осуществил астрономические наблюдения и открыл четыре спутника Юпитера. В том же году он использовал микроскоп для изучения анатомии насекомых;

– в 1620 году английский философ Френсис Бэкон опубликовал свой «Новый органон», где намечался научный метод, основанный на эксперименте;

– в 1625 году немецкий химик Иоганн Глаубер обнаружил, что соляную кислоту можно получить из серной кислоты и поваренной соли. Остаток от этой реакции – глауберова соль, быстро стал популярным слабительным;

– в 1628 году английский учёный Уильям Гарвей дал достаточно верную схему кровообращения человека;