Читать книгу "Петр Иванович - Альберт Бехтольд"

– Так почему же вы ей не открылись? Не она ли первая имеет право знать все? Женя единственная может помочь вам разрешить сомнения. Мне кажется, вы ее недооцениваете. Это главная ошибка в ваших расчетах – простите меня за это выражение, вы понимаете, что я имею в виду. Женя обладает качествами, которые незаметны на первый взгляд потому, что она их не выставляет напоказ. Но если у вас есть глаза, то вы должны плясать от счастья, вместо того чтобы ныть и ходить ко всем за советами. И все охотно вам их дают, это ясно. И каждый говорит нечто свое. В конце концов у нашего умника в голове полная неразбериха, поэтому он злится на себя самого, и на весь мир.

Карл Карлович ударил себя ладонью по колену:

– Покажите мне хоть одну девушку, которая сравнится с Женей! Вы ведь можете любить ее, как любят сестру. Именно такие браки часто становятся самыми счастливыми. Знаешь наверняка, что имеешь, и это с тобой останется, и не изменится, не пройдет, как в так называемых браках по горячей любви. В Жене вы найдете редкого друга. И это на всю жизнь. Сможет ли она сказать о вас то же самое – другой вопрос. Но она идет на этот риск сознательно, потому что знает, что ей хватит сил вынести все. Именно она – «хорошая партия» во всех отношениях. Чего же вам еще нужно? Вы были бы последним глупцом, если бы сказали «нет»! Однако бывают люди, которые не в состоянии поддержать огонь уже зажженной свечи.

Он встает и принимается мерить комнату большими шагами:

– То, что вы говорили о родине, я еще могу понять, это действительно тема для размышлений. Но позвольте спросить: сколько людей, – американцев, англичан, швейцарцев – этих особенно! – вынуждены искать заработок за границей, и находят его там намного скорее и на более выгодных условиях, чем дома. Осваиваются, живут в счастье и довольстве. Они такие же добрые патриоты, как и другие, если не лучше. Доказательств этому более чем достаточно. Опасность того, что, живя за границей, перестанешь быть патриотом, по моему мнению и опыту, вовсе не так велика. Я думаю, скорее, наоборот. Ваши соотечественники и здесь, и в других местах это ясно доказали, когда разразилась война, не так ли?

– Да, – ответил Ребман, – возможно, это и справедливо для людей определенного возраста, с состоявшейся карьерой и прочным семейным положением. Но как быть другим? Как быть детям, которые рождаются и вырастают за границей? Ваши, например, разве они еще немцы?

– Нет, но они унаследовали все хорошие качества своего народа и передадут их потомству.

– И кому от этого польза, может быть, Германии?

– В каком-то смысле – да. Мы всегда будем выделяться тем, что мы не славяне!

– И тем, что у нас нет родины! Нет смысла спорить, Карл Карлович. Нам не избавиться от того факта, что швейцарец, оставшийся за границей, потерян для своей страны. А я этого не хочу, при всей моей любви к России. Правда, есть люди, которые за границей находят и богатство, и признание, и становятся даже благодетелями своей прежней отчизны. Но это не правило, а, скорее, исключение. Девяносто девять процентов уехавших для родной земли потеряны навсегда, если они остаются за границей и женятся там. Особенно если речь идет о такой стране, как Россия, требующей, чтобы ей отдали без остатка не только тело, но и душу. По крайней мере, в отношении себя я так это чувствую. Если я теперь же не уеду домой, то не вернусь туда больше никогда. Или, если и вернусь, то уже чужаком. Вот то, что меня беспокоит… А в Жениных достоинствах я нисколько не сомневаюсь.

Какое-то время они молчат.

Затем Карл Карлович говорит:

– Конечно, вам решать. То, что у вас нет ни места, ни средств, – не беда. Об этом мы бы как-то позаботились: тесть сразу передал бы вам дом во владение, а сам уехал бы с семейством в деревню, там у него уже все готово для жизни, и неплохой. А со временем вы могли бы заняться и фабрикой, ведь сына у них нет. На этот счет вам не стоит беспокоиться. У вас было бы и положение, и свое дело, и средства. В Швейцарии вам рассчитывать на это не приходится. Что вы собираетесь там делать? Снова учительствовать? Сколько вам теперь лет?

– Двадцать семь.

– Двадцать семь. Такой шанс. Подумайте хорошенько! Хоть, как известно, дуракам закон не писан…

Глава 18

Помолвка Петра Ивановича с Евгенией Генриховной состоялась двадцать пятого октября по юлианскому календарю. По просьбе Ребмана пригласили только Карла Карловича с семьей. Больше не было никого, даже Нины Федоровны. И открыток с сообщением о помолвке не рассылали, теперь ведь не время для показухи. Того же мнения придерживался и будущий тесть. Но Карл Карлович сказал, что такой несуразной помолвки свет еще не видывал: еда, как на обеде в Армии спасения.

Ребман – само беспокойство. Он постоянно встает с места. Подбегает к окну. Ходит взад и вперед.

– Это пройдет, – смеется Карл Карлович, – со временем успокоитесь.

Но Ребман никак не угомонится. Как раненая птица скачет он по комнате:

– Сегодня что-то случится!

С ним всегда так бывало: стоит ему встать не с той ноги и при этом что-нибудь окажется не на месте, или выпадет у него из рук, или случится еще что-то подобное, его лицо сразу омрачается – это не к добру! Потом он весь день не находит себе места – и, в конце концов, что-то действительно происходит, словно его мысли материализуются.

Все как будто идет своим чередом. Все едят. Курят. Болтают. Снова подкрепляются. Как Рождество без праздника в душе.

Около десяти вечера позвонили. Это был дворник. Его крик услышали даже в гостиной: «На Мясницком бульваре стреляют из пулеметов!»

Они открыли окно: и правда, стрельба слышна даже здесь!

– Ага, – выдохнул Ребман, – вот что меня мучило весь день!

Но Карл Карлович разражается гомерическим хохотом:

– Сядьте на место. Не стоит терять голову из-за какой-то там перестрелки. Ивана Великого эти пули не свалят.

Не успел он этого произнести, как вновь зазвонил телефон.

– Карлуша, братец! – зовет хозяйка.

Потом слышны ее слова:

– Быть этого не может!

Когда Карл Карлович после разговора вернулся в гостиную, он уже не смеялся, и его голос заметно ослабел:

– Брат сообщил, что большевики штурмуют телеграф. Он поднял по тревоге охрану дома, чтобы все закрыли и забаррикадировали. Сказал, что, если Петр Иваныч еще здесь, то пусть немедленно бежит домой, иначе его уже не впустят. Трижды постучите в большие ворота со стороны Мясницкого проезда и назовите свое имя.

Но Ребмана не хотят отпускать:

– Ты останешься у нас, пока мы не узнаем, что происходит. И если это действительно серьезно, мы уедем в деревню, и ты поедешь с нами!

Нет, Ребман не согласен: ему нужно проверить, на месте ли товар, который хранится в стенном шкафу. Часть запасов даже сложена на верхней лестничной площадке потому, что внизу не нашлось места: