Читать книгу "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов"

«Лукинский список» весьма напоминает тот, что составил десятилетием ранее другой бывший военный и англоман Алексей Николаевич Оленин, при устройстве усадьбы Приютино, находящейся в тот момент в 17 верстах от восточной окраины Петербурга. Теперь многоэтажные дома располагаются много ближе к постройкам покровителя искусств, сменившего графа A.C. Строгонова на посту президента Академии художеств. «Список Оленина» озаглавлен следующим образом: «Нужные строения для господской усадьбы наподобие кортомы или farm» и включает в себя девять пунктов: «1. дом господской; 2. молошня с погребом; 3. скотной двор и конюшня; 4. рига, ток и гуменник; 5. погреб для земляных груш и овощу; 6. сараи для повозок и анбары; баня; 8. птишная; 9. мельница». Первоначально занесенные в список «дом для работников, служителей и пахарей», а также «ледник общей, овчарня» впоследствии вычеркнуты, вероятно, в тот момент их сочли излишними.[238]

Итак, в обоих случаях экономические соображения имели приоритетное значение, а русская усадьба устраивалась наподобие английской фермы. Правда, возможности были различными, что делало конкуренцию острее, а чувство зависти болезненнее. «Оленинский рай» небольшой — его площадь составляла всего 766 десятин. Кортома — старинное русское слово восточного происхождения — соответствует гораздо более знакомому современному человеку понятию аренда.

Использование такого названия по отношению к своей собственности следует понимать философски, то есть как стремление сделать свое пребывание на земле наиболее полезным, ибо арендатор, должный оплачивать свое владение, стремится достигнуть максимальных результатов. Нет сомнения, что графиня Софья Владимировна, как и Алексей Николаевич, понимала свое пребывание на берегу Тосны как служение.

Итак, тетрадка офицера Лукина показывает направления «ударов» в 1813–1814 годах и их результаты. Каковы они были? Начну с пункта № 8 — «Рюина», ведь с упоминания именно этой беседки я начал книгу. Прежде чем описать ее местоположение, бросим взгляд на всю огромную территорию, которую предстояло «окультурить». Главный дом Строгоновых располагался у северной границы имения, ею служила Тосна. От почтового тракта три луча, едва ли не как в Версале, направлялись на юг. Восточным и западными лучами являлись соответственно сохранившиеся до наших дней Тарасовский и Церковный проспекты.

Самый дальний южный объект — Жаровское озеро, к нему и вел вдоль главного канала на протяжении примерно трех километров Средний проспект. Ближе к восточному лучу в холмистой, возвышающейся над центральной частью имения местности, на равном удалении от деревень Тарасова и Пялья, было решено устроить видовую площадку для обзора усадьбы, даже «усадбищи», состоящей из парка и грандиозного дома, замка, дома-дворца, как назовут его современники.

Е. Есаков представил на своей акварели главный вид (от Искусственной руины) на марьинскую усадьбу после окончания работ И. Ф. Колодина. На первом плане мост через реку Пялья, справа — Зеленая мыза. Здесь, и на других изображениях, художник опережал время: таким дом стал десятилетием позже

В имении существует место, с которого дом выглядит наиболее привлекательно. Эту точку отметили специальным сооружением — искусственной руиной, представлявшей собой «разрушенную» временем псевдобашню «древнего» готического сооружения, замка или монастыря, намеренно сделанную кривой с фрагментами осыпавшейся штукатурки, с полувидимыми окнами, заросшими вьюнком. Павильон, где могло поместиться незначительное число мечтателей и искателей приключений, должен был создавать контраст с «правильностью» классической архитектуры дома, возведенного несколькими годами позже.

«Рюина», как на европейский манер называл сооружение С.П. Лукин, «старила» имение, «рождала воспоминания», веяла тоску, в общем, направляла воображение в данном случае в сторону средневековых, рыцарских легенд, напоминая в то же время о бренности земного существования.

Селиться у «реальных руин» повсеместно стало модным. Хрестоматийный пример — дом Вальтера Скотта, названный Абботсфорд и возведенный в те же годы неподалеку от развалин аббатства Мельроуз в Шотландии. Отсюда название — «брод аббатов», то есть монахов. Не исключено, что ось между домом и руиной в Марьино имела значение для астрономических наблюдений владельцев. Одна из акварелей Ермолая Есакова, изображающая искусственную руину и мост через овраг, показывает фантастической красоты марьинский рассвет, когда солнце подобно золоту заполонило собой все небо.

Замечу здесь, что большой марьинский дом имеет множество точек обзора, создающих весьма различное представление о величине здания. Так, находясь прямо против него на противоположном, чужом, берегу Тосны, здание кажется относительно небольшим двухэтажным строением.

Множество рек, речушек, ручьев и оврагов превратило Марьино в своего рода «музей мостостроения», столь многочисленны и разнообразны были построенные здесь переправы. Неподалеку от Руины располагался один из самых интересных — Чертов мост, переброшенный через овраг. Мы видим его на акварели Ермолая Есакова, и он напоминает нам по своей конструкции тот, что спроектировал Андрей Воронихин на мызе Мандуровой (Строгоновской даче).

Проект Руины

Архитектор оставил только эскиз, не позволяющий судить о деталях конструкции. В одном из марьинских альбомов хранится уникальный чертеж длиной в две сажени, показывающий подобное сооружение. Однако все три изображения моста разнятся между собой, и потому автор Чертова моста остается неизвестным.

Проведенные в имении земляные работы не имели прецедентов в российской усадебной практике. Строгоновы никогда не экономили в вопросах престижа. Если они решались на какое-либо художественное предприятие, то желали иметь самое лучшее — такое, чтобы можно было показать самому взыскательному знатоку из любого конца Европы, законодательницы мод. Работали, судя по всему, пленные французы (для них, в первую очередь, возможно, предназначался упомянутый Лукиным лазарет — № 4 по его списку). В результате заново сформировали и подкрепили оползавшие во время разливов берега реки Пяльи.

Почтовая дорога от московского тракта на запад вдоль Тосны при прежних хозяевах в Тарасовой располагалась много ближе к реке, а далее, пересекая парк, она шла напрямую в Андрианово. Теперь ее перенесли южнее, подальше от берега, для того чтобы спасти от затопления и значительно увеличить площадь основного, английского, парка (его площадь довели до 20 десятин). В месте, где находилась мель, требовался мост, способный выдержать тяжелую императорскую карету. Ведь Строгонова желала видеть монарха у себя в гостях! С тех пор бывший почтовый тракт на участке Тарасова-Андрианово огибает парк, отмечая его западную границу. Ширина дороги в самой Тарасовой, как особо отмечает Лукин, после работ достигла 8 саженей, что, вероятно, отвечало стандартам того времени.