Читать книгу "По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири"

Утром погода по-прежнему оставалась ясной, правда, температура опустилась до минус 45°.

Мы снова успешно преодолели все препятствия, покрыв не меньше 12 морских миль, причем первая половин пути была богата трещинами и узкими разводьями, а на второй половине нам пришлось пересекать несколько лежащих друг за другом старых ледяных полей без каких-либо изъянов. Я был уверен, что этот участок с многочисленными полыньями, который нам пришлось пересекать в последние два дня пути, и есть «Великая полынья» и теперь мы ее благополучно миновали.

Мы надеялись, что партия Марвина и Борупа с жизненно необходимым нам горючим успеют перебраться через «Великую полынью» раньше, чем поднимется ветер, ибо шесть часов хорошего сильного ветра приведут к подвижкам льда, которые напрочь уничтожат наш санный след, и тогда найти нас в этом пустом белом пространстве будет так же трудно, как пресловутую иголку в стоге сена.

Следующий переход, пришедшийся на 13-е марта, оказался определенно заковыристым. Когда мы начинали свой путь, термометр показывал минус 53°; ночью температура опускалась и до минус 55°, а когда наступили вечерние сумерки, упала до минус 59°. Но днем было безветренно, светило яркое солнце, так что, облаченные в теплые одежды, мы практически не ощущали холода. Конечно, коньяк было твердым, керосин – белым и вязким, а бегущих собак окутывало белое облако пара от их дыхания.

Во время этого перехода я шел впереди, и, оглядываясь, не видел позади ни людей, ни собак – только низко стелющийся, искрящийся серебристыми лучами под солнцем пласт тумана. Именно так выглядел пар, исходящий от дыхания собачьих упряжек и людей.

Этот переход дался нам сравнительно легко, за исключением, может быть, начального этапа, когда на протяжении первых пяти миль пришлось делать зигзаги, обходя ухабы по неровному льду. Пройденное расстояние составило, по меньшей мере, двенадцать миль. В ту ночь мы остановились лагерем на большом старого ледяном поле, укрывшись с подветренной стороны за высоким пригорком изо льда и снега.

Мы только-только успели закончить строительство наших иглу, как раздался взволнованный крик одного из эскимосов, стоявшего на вершине пригорка:

– Клинг-мик-су! (Собаки идут.)

Мгновение – и я стою рядом с ним на пригорке. Довольно далеко на юге, там, где мы недавно прошли, виднелось маленькое облачко белого серебристого тумана. Без сомнения, это собаки. Скоро Сиглу, эскимос из партии Борупа, управляя упряжкой из восьми собак с легкими нартами, влетел в лагерь, доставив мне записку от Марвина, в которой тот сообщал нам радостную весть: их с Борупом партии ночевали в предыдущую ночь на стоянке, отстоящей от нас на два дневных перехода; следующую ночь они планируют провести на стоянке в одном дневном переходе от нас, с тем, чтобы догнать нас на следующий день. Партия, которая шла сзади с ценным грузом керосина и спирта, уже пересекла «Великую полынью»!

Партия Хэнсона тут же получила команду выезжать с утра пораньше с тем, чтобы пробивать дорогу для следующих пяти переходов, а доктору Гудселу я велел вместе с двумя своими компаньонами следующим утром возвращаться на сушу. Остальные должны были оставаться на месте, чтобы, ремонтируя нарты и просушивая одежду, дождаться Марвина и Борупа, а я в это время собирался заняться перераспределением грузов и отослать назад лишних людей, собак и нарты.

В ту ночь душа моя успокоилась, и я спал, как дитя. Ранним утром Хэнсон отправился на север с передовой партией из трех эскимосов, Ута, Аватингва и Кулутингва, нартами и упряжками собак. Чуть позже д-р Гудселл с двумя эскимосами, Вешаркупси и Арко, одними нартами и двенадцатью собаками отправился в обратный путь.

Доктор помогал мне, как только мог, но использовать его здесь, на работах в полевых условиях, было совершенно нецелесообразно. Естественно, его место было на корабле, где все еще оставалась большая часть людей, для которых совсем не лишней была бы моральная поддержка с его стороны. Если пока никто не нуждался в его услугах как медика, совершенно неоправданно было подвергать его опасности при переходах через полыньи по тонкому льду. Доктор повернул обратно, дойдя до широты около 84°29'.

К вечеру 14 марта, на юге, вдали над нашим следом появилось облако серебристого дыма, и вскоре к нам во главе своей партии подъехал Марвин. От людей и собак валил пар, как от эскадры боевых кораблей. Они привезли изрядный запас горючего, но груз оказался достаточно тяжелым, что не давало им возможности двигаться так быстро, как хотелось бы. Сколько раз в прошлом после разлуки я с радостью встречал открытый взгляд Росса Марвина, но никогда я не радовался ему так, как в тот раз.

Отремонтированные к тому времени нарты, а я насчитал их двенадцать, были укомплектованы набором стандартных грузов, которые я описывал выше. В результате у нас образовался излишек людей и собак, поэтому, когда Макмиллан показал мне свою отмороженную пятку и сообщил, что она беспокоит его уже несколько дней, я решил, что единственный способ помочь ему – это отправить его обратно.

Для меня было большим огорчением лишиться Макмиллана так рано; я надеялся, что он сможет пройти до более высокой широты, но тот факт, что он вышел из строя, не влиял на общий ход событий. В моем распоряжении находилось достаточно много людей, продовольствия, нарт, собак, причем в случае необходимости люди, как и оборудование, могли заменять друг друга.

Как-то на мысе Колумбия я сказал Бартлетту, что в своем стремлении достичь точки, дальше крайней северной отметки Абруцци, рассчитываю на его активное участие и крепкие плечи; что касается остальных членов экспедиции, то здесь, справедливости ради, следует отметить, что ни один из них не знал, как далеко ему придется пройти или когда он должен будет повернуть назад. Тем не менее, это не отражалось ни на работоспособности людей, ни на их энтузиазме.

Естественно, у меня была определенная программа; но постоянно меняющиеся обстоятельства и неожиданные происшествия порою требовали настолько быстро и радикально ее корректировать, что я сильно сомневался в необходимости доводить ее до ведома моих спутников. Немногие путешественники, если вообще хоть кто-нибудь, могли похвалиться такой эффективной и слаженной командой, как я в этот последний раз. Каждый готов был подчинить свои личные чувства и амбиции конечной цели – успеху экспедиции.

Марвин сделал замер глубины океана приблизительно в полумиле к северу от нашей стоянки; глубина оказалась равной 825 морским саженям. Это подтверждало мое предположение о том, что мы уже миновали «Великую полынью», открывающуюся, по-видимому, прямо за континентальным шельфом, который, как показала эта цифра, находится между этим местом и четвертой стоянкой (или между четвертой и пятой стоянками), в районе 84 параллели. Континентальный шельф – это просто ушедшее под воду плато, окружающее весь континент, а «Великая полынья» обозначает северную границу этого шельфа, где глубина океана резко увеличивается.