Читать книгу "Умереть в Париже. Избранное - Кодзиро Сэридзава"

К тому же если говорить о жизненном опыте вообще, то этот деликатный джентльмен на самом деле был закалённым жизнью старым бойцом.

У Сэридзавы есть повесть "Мужская жизнь" (1941), которую можно считать своеобразным прологом к самому значительному его произведению "Судьба человеческая". Первые несколько десятков страниц этой повести, охватывающие раннее детство автора вплоть до его поступления в среднюю школу Нумадзу, написаны чрезвычайно сдержанно, однако затем перед нами разворачивается ряд великолепных, романтических, пронзительных по своей откровенности сцен, — будто автора подхватил и повлёк за собой внезапно прорвавшийся бурный поток воспоминаний. Достаточно прочесть описание этой тяжёлой, полной лишений жизни для того, чтобы безоговорочно убедиться — перед нами прекрасный образец автобиографического романа, написанного писателем поистине редкого дарования, каких не так много в современной японской литературе.

В послесловии к "Мужской жизни" автор с явным сочувствием цитирует слова французского писателя-моралиста Жоржа Дюамеля: "Если мои произведения действительно способны кого-то взволновать, то этой способностью я обязан своим детским и юношеским годам, исполненным мучительной борьбы с нуждой". Слова, сказанные Дюамелем, могут быть с полным правом отнесены и к самому автору "Мужской жизни". Но существует ещё одна чрезвычайно важная особенность, свойственная Сэридзаве, — я имею в виду поистине неиссякаемый запас творческой энергии, которым он обладал.

В самом деле, Кодзиро Сэридзава, столь много и тяжело болевший, на закате жизни поражал всех необыкновенной, бьющей ключом творческой энергией. Вот что об этом пишет сам писатель в одном из своих последних произведений:

"Помня о той любви, с какой силы великой природы, наши боги-прародители, пекутся о душе и жизни чад своих, о душе и жизни каждого отдельного человека, все люди должны отдавать себе отчёт в том, сколь ценна человеческая душа, человеческая жизнь, и проживать каждый день так, чтобы породившая всех нас великая природа сумела обрести умиротворение…

В конечном счёте это очень несложно — просто надо радоваться жизни и возносить благодарность за каждый прожитый день. Только так можно жить долго и счастливо, не болея и не умирая. И я тому лучший пример…

Я пришёл к этому выводу десять лет назад и тогда же начал претворять этот принцип в жизнь. И если прежде я отличался чрезвычайно слабым здоровьем, постоянно обращался к врачам, прибегал к иглоукалыванию и прижиганию моксой, то тут вдруг окреп, да так, что за последние десять лет ни разу даже не простудился, я больше не хожу по врачам и не пью лекарств, зато без передышки пишу длинные романы, выпуская их по одному в год. В свои 95 лет я каждый день, как будто выполняя трудовую повинность, уединяюсь в своём кабинете, словом, веду жизнь крестьянина-арендатора, возделывающего вверенные ему страницы".

"Жизнь крестьянина-арендатора, возделывающего вверенные ему страницы" — пожалуй, лучше и сказать невозможно. Да, уже разменяв восьмой десяток, Сэридзава совершил открытие, достойное называться чудом нашего времени: он открыл тайну долголетия, причём открыл её в себе самом. И, оглядываясь на его жизнь, понимаешь, что это открытие было бы невозможно, когда бы не дарованная ему "способность жить, надеясь", она, эта способность, пустила прочные корни в его душе ещё в детские годы, полные нищеты и лишений, и никогда не изменяла ему. Какие бы мытарства ни описывал он в своих произведениях, какими бы мрачными красками их ни изображал, где-то в самой сердцевине всегда теплится ясный свет. Можно было бы попытаться объяснить этот свет присущей автору "способностью жить, надеясь", но, по моему глубокому убеждению, эта способность изначально присуща каждому человеку. Вот только сознательно развить её, довести до совершенства могут лишь единицы, и Сэридзава Кодзиро принадлежит к этому чрезвычайно узкому кругу. Создаётся впечатление, что полные лишений детские и юношеские годы были для него редкостной удачей, даром богов. В этом смысле среди японских писателей первой половины XX века нет ему равных.

Татьяна Розанова. ПАМЯТЬ

В 1997 г. была издана очень интересная книга "Лик Японии" — сборник работ прекрасного, чуткого переводчика Михаила Петровича Григорьева, уехавшего в Японию в 1920 г., а позже работавшего в Харбине в литературном и общественно-политическом журнале российской эмиграции "Восточное обозрение". Среди авторов, выбранных М.П.Григорьевым в начале сороковых годов для перевода на русский, много имён, сейчас хорошо известных нашим любителям японской литературы: Кавабата Ясунари, Сига Наоя, Танидзаки Дзюнъитиро, Кикути Кан… А вот Кодзиро Сэридзава (1897–1993), чей рассказ "Бессонные ночи" тоже помещён в книге "Лик Японии", у нас фактически пока неизвестен. Между тем переводы его произведений публиковались в Европе и Азии, в 1957 г. шведская академия выдвигала его кандидатуру на соискание Нобелевской премии, он работал в японском ПЕН-клубе бок о бок с Кавабатой Ясунари, о нём с благодарностью и признательностью вспоминает хорошо известный в России Оэ Кэндзабуро.

Эта книга — первое издание Сэридзавы на русском языке. Его творчество ещё не изучали наши литературоведы, о нём не написано филологических изысканий. В этом предисловии я просто расскажу немного о его судьбе и поделюсь личными своими впечатлениями.

Произведения, вошедшие в сборник, уже сами по себе дают представление о жизни автора. Подробно говорить здесь о детстве и юности писателя нет смысла — он сделал это в своём первом опыте автобиографического повествования "Мужская жизнь". В нём — картины жизни Японии начала XX века: детство в атмосфере тогда ещё молодого учения Тэнри и острое ощущение сиротства при живых родителях; учёба и знакомство с западной культурой, увлечение гуманистической литературой и встреча с писателями из объединения "Сиракаба"; первая любовь и первый литературный опыт, учёба в университете, женитьба и — возможность поехать учиться в страну, так привлекавшую его с юных лет, — во Францию.

Подхватим здесь повествование автора о себе, потому что, хотя молодой японский стажёр во Франции Миямура, о котором рассказывает его жена Синко ("Умереть в Париже"), — это в большой степени — сам писатель, его "французский период" был, естественно, иным.

Итак, в 1924 г. Сэридзава с женой уезжает во Францию и поступает в Сорбонну, чтобы продолжить изучение экономических наук. Он работает под руководством видного учёного, специалиста по экономической статистике профессора Франсуа Симиана, слушает лекции по социологии, занимается философией (его интересуют основатель французской социологической школы Эмиль Дюркгейм, интуитивизм и философия жизни Анри Бергсона). К тому же он с головой уходит в яркую, разнообразную атмосферу культурной жизни Франции двадцатых годов. Молодая пара снимает квартиру в доме видного учёного, специалиста по творчеству Бальзака, и при его содействии Сэридзава не только расширяет свои знания в области литературы, но и получает возможность встретиться с Андре Жидом, Полем Валери, Жюлем Роменом. Увлечение театром приводит его к знакомству с прославленной французской актрисой Мари Бель, с известным актёром, педагогом и режиссёром, будущим руководителем театра "Атеней" Луи Жуве. В Париже немало японцев, и Сэридзава общается со своими ровесниками-соотечественниками — философом Мики Киёси, который в Университете Киото учился у самого властителя умов японской молодёжи того времени Нисиды Китаро, художником Саэки Юдзо, последователем фовизма. Там, в Париже, он стал отцом: в 1927 г. родилась первая из четырёх его дочерей — Марико.