Читать книгу "Пожиратели огня - Луи Жаколио"

— Еще не время уходить; в такое время только маленькие дети ложатся спать! — говорили ему. — Ведь это просто не по-товарищески добросовестно — раздразнить нас рассказами о необычайных приключениях, затем прервать их на полуслове, как фельетонный роман, даже не пообещав продолжения!..

— Право, господа, не могу! — заметил граф и, попрощавшись с присутствующими, быстро удалился.

— Прикажете позвать карету, граф? — спросил его мальчик, прислуживающий у дверей.

Оливье взглянул на часы и, пробормотав про себя: «Еще целый час времени», — ответил: «Нет, не надо, я пойду пешком!»

Закурив сигару, он не торопясь дошел до набережной Сены, по-видимому, погруженный в глубокое раздумье, которое помешало ему заметить, что с самого момента его выхода из клуба два какие-то чрезвычайно элегантных господина все время следовали за ним на расстоянии двадцати шагов.

Сделав небольшой крюк, видимо для того, чтобы убить лишнее время, граф вышел на берег Сены. Несмотря на то, что на дворе стоял только март, ранняя весна давала себя чувствовать, — в Тюильрийских садах каштаны уже стояли в полном цвету. Молодой граф направлялся на улицу св. Доминика, в особняк, занимаемый его отцом, где у него было свое помещение.

Оливье с неделю тому назад прибыл в Париж из Австралии вместе со своим другом Диком, Джонатаном Спайерсом, Литлстоном, неизменным Лораном и несколькими слугами из туземцев буша.

Франс-Стэшен и Лебяжий прииск остались на попечении Коллинза и под охраной нагарнуков. За два года эксплуатации прииск дал Дику и Оливье сто миллионов долларов чистого барыша.

Что касается мистера Джильпинга, то он еще не закончил приведение в порядок своих ценных коллекций и потому намеревался вернуться в Европу со следующим пакетботом, вместе со своим возлюбленным Пасификом, с которым решил никогда не расставаться. Благодаря щедрости графа и Дика, которым он оказал немало услуг, этот нготакский кобунг возвращался на родину с состоянием в полмиллиона долларов, и так как путь его лежал через Суэц, то попутно почтенный джентльмен собирался заглянуть в Париж, чтобы повидать своих друзей.

Оливье покинул Австралию, не собираясь возвращаться туда, но Дик, не желавший покидать своего юного друга, пока его положение по отношению к Невидимым оставалось невыясненным, дал себе обещание вернуться в Австралию, как только успокоится относительно дальнейшей судьбы Оливье, и провести остаток дней своих в созданном им Франс-Стэшене, в непосредственном соседстве с дорогими его сердцу нагарнуками, подле могильного холма его незабвенного друга и брата Виллиго.

Красный Капитан, совершенно утративший свое непомерное честолюбие, также посвятил сейчас свою жизнь Оливье, но и он, подобно Дику, к которому теперь беззаветно привязался, мечтал о возвращении на берега озера Эйр, где надеялся, вдали от волнений цивилизованных стран найти для своей измученной души спокойствие и мир, в которых так нуждался.

Вся эта маленькая группа, переселившаяся из далекой Австралии в Париж, готовилась теперь отправиться в Россию, где намеревалась дать последнее решительное сражение Невидимым.

В голове Джонатана Спайерса созрел необычайно смелый план, единодушно принятый его друзьями: захватить не только Верховный Совет Невидимых, но и самого Великого Невидимого, и продиктовать им свои условия мира.

Ежегодно в каком-либо уединенном месте громадной российской территории, неизвестном вплоть до последнего момента, устраивалось годичное собрание делегатов Общества, рассеянных по всему лицу земли. Эти делегаты получали в запечатанном конверте предписание явиться в такой-то город, и там им сообщали таинственное место, избранное для этого ежегодного совещания. Обычно это было какое-нибудь дикое, уединенное место где-нибудь в ущельях кавказских гор, в уральских или донских степях или на побережье Каспийского или Аральского моря.

Таким образом, осуществление задуманного Красным Капитаном плана было связано с большими затруднениями, но Джонатан Спайерс ручался, что он сумеет заблаговременно узнать о месте собрания, а остальное сделают деньги, которые можно не жалеть.

В этот самый вечер должно было происходить совещание на квартире графа, на котором должен был присутствовать и Люс, теперь всецело преданный интересам графа. Его участие в этом деле могло быть тем более полезным, что он состоял членом Общества Невидимых и до сего времени в глазах Верховного Совета слыл одним из его самых деятельных и надежных членов. Он даже был назначен главным делегатом, на которого возлагалось наблюдение за всеми остальными русскими агентами в Париже.

Поутру на бульваре к Оливье подошел негр, слуга Люса, и сообщил, что последний явится на вечернее совещание к назначенному времени, а затем, почтительно раскланявшись с графом, удалился.

Этим негром был сам Люс. Он обладал гениальной способностью перевоплощения; в префектуре про него рассказывали совершенно невероятные вещи: так, например, он мог по любой фотографической карточке, сев перед зеркалом, за полчаса воспроизвести на своем лице оригинал портрета с таким совершенством, что никому не приходило в голову усомниться в том, что данный портрет снят с него.

Однажды по желанию префекта полиции он преобразился в него самого и в течение целого часа принимал всех подчиненных, не будучи узнан никем. Все удивлялись, что такой искусный человек был отставлен от службы, но никто не знал истинной причины его отставки.

Когда он вернулся из Австралии, то доложил Верховному Совету Невидимых о великодушном поведении графа по отношению к нему и заявил, что предпочитает скорее выбыть из членов Общества, чем действовать против человека, которому он обязан жизнью. Этот благородное решение только возвысило его во мнении начальников, которые совершенно освободили его от всякого участия в этом деле. Но впоследствии, когда, за обещанный миллион франков он согласился помочь графу против тайного общества, то пожалел, что совершенно отстранился от этого дела; он даже не знал, известно ли Верховному Совету о возвращении Оливье в Париж.

Люс надеялся разузнать все это благодаря своему громадному опыту, ловкости и наблюдательности, тем не менее в данный момент это было сопряжено с такими затруднениями, каких, конечно, не было бы, если бы он не отказался от всякого участия в деле графа.

Несмотря на самые лучшие дружеские отношения, Оливье все-таки не мог добиться от Люса имени «человека в маске».

— Я буду защищать вас против него, — говорил он, — и, если буду иметь возможность, сведу даже вас с единственным человеком, который видел его лицо в Австралии, — с негром, слугой борца Тома Пауэлла, исчезнувшим бесследно с двумястами пятьюдесятью тысячами франков заклада, положенного на имя его господина; но не требуйте от меня, чтобы я нарушил данное слово!

— Но скажите, почему этот человек так упорно не желает, чтобы я знал его? Неужели он боится?

— Отчасти и это, но, кроме того, так как он является вашим соперником и рассчитывает, покончив счеты с вами, завладеть вашей невестой, то, зная, что она никогда не согласится стать женой убийцы, желает, чтобы имя этого убийцы для всех оставалось тайной и чтобы даже со временем никто не мог указать на него!