Читать книгу "2:36 по Аляске - Анастасия Гор"

Да, это точно была куртка Криса – грубая и пропахшая травой. Я поняла это, когда стиснула ее швы пальцами, стремительно очутившись возле Тото и повиснув на его шее. Кряхтя, он рассмеялся и пригнулся ко мне, обнимая тоже.

– Привет, – улыбнулся он, найдя взглядом за моей спиной Криса, опустившего ружье, а рядом с ним Грейса, Барби и Себастьяна с Флейтой. – Я же обещал навестить вас. Как много я пропустил? Уже приручили кенгуру? Всегда мечтал на них покататься!

Я онемела от потрясения и облегчения. С плеч упала неподъемная ноша. То, что пыталась сделать я столько лет, вдруг удалось сделать ему. Мы снова встретились.

– Ух ты, – выдохнул Себастьян ошеломленно. – Я слышу где-то поблизости индийскую музыку. А где танцующие слоны?

Глядя на плачущую от радости Флейту, которая все это время не могла простить себя, я уступила место ей и остальным. Барби осторожно подняла на ноги девушку с ингалятором, которая отходила после открытого ею портала, будучи еще слишком неопытной в своем даре, чтобы миновать его последствия. Ей тут же налили пунша и усадили возле костра, а Тото, разрываемый между старыми друзьями, взглянул на меня, пялящуюся на него безотрывно.

– Мы назвали это место Домом, – прошептала я. – Так что… Добро пожаловать домой.

Цветы – ростки человеческих душ, не обретших свою красоту в этом мире.

Я сжимала один из них в своих ладонях – белоснежную орхидею, – прежде чем бережно поместить его в короткие волосы Эбигейл. Она чихнула, стряхивая с носа пыльцу. Наблюдая за тем, как Эби с интересом и недоверием рассматривает Тото, я посмеивалась, когда Тото точно так же рассматривал ее в ответ.

– Абигаль, значит?

– Абигаль, – повторил Крис с усмешкой. – Как ее уже только не называли, но только не так.

– Эбигейл с иврита означает «радость для отца», – улыбнулся Тото.

Крис ощетинился, как делал каждый раз, когда кто-то замечал его безудержную любовь к малышке или ко мне. Он все еще рефлекторно воспринимал это в штыки, как поиск его скрытых слабостей.

– Хм, не знал об этом.

– Врешь.

Я постаралась смягчить ситуацию, хохотнув:

– А Грейс говорит, что Эби по-японски означает «креветка».

Все еще растерянный нашими рассказами о жизни в Байрон-Бей, Тото быстро отвлекся на австралийские пейзажи. Мы с Крисом переглянулись, растерянные не меньше его рассказами о Прайде.

– Значит, ты справляешься? – осторожно уточнил Крис, облокачиваясь о перила маяка, на верхушку которого мы поднялись, любуясь океаном, лежащим как на ладони. – И много прибавилось людей?

– Ты серьезно? – засмеялся Тото, сменив джинсовку на майку, под которой при каждом движении играли мышцы. – После того как все проснулись, к нам, кажется, стеклась половина Канады… Банши тоже стало вдвое больше. Теперь нас примерно поровну, но это не самое страшное по сравнению с тем, что творят преступные группировки. Сейчас с доверием и ресурсами большая напряженка…

Лицо Криса переменилось, как и мое собственное. Мы переглянулись, и тишиной, нарушаемой лишь шипением волн, можно было вколачивать гвозди.

– Процесс эволюции закончился, – вторила я голосу Франки, зазвучавшему у меня в голове.

– Значит, все спящие пробудились? – подхватил Крис.

– Только не говорите, что вы не знали…

– В Байрон-Бей не осталось спящих, – пояснила я. – Всем, что были, мы дали моей крови.

Тото устало вздохнул и помассировал брови.

– Что же… Тогда вам повезло. Люди – это проблемы. Легко скучать по человечеству, пока оно снова не постучится к вам в двери. Выключите маяк, пока не поздно. Пусть хотя бы у вас будет спокойно.

Я оглянулась на лампу, которую оставляла гореть и крутиться даже днем. От слов Тото под ложечкой тревожно засосало. Вместе мы привалились к перилам и вгляделись в океан, молча раздумывая.

Эбигейл вдруг гортанно взвизгнула, проглатывая твердые буквы:

– Рыбки! Рыбки там!

Крис обернулся и расплылся в улыбке, в отличие от Тото, который и вовсе восторженно ахнул: вдоль побережья проплывала пятерка массивных серебряных туш, выстреливая в воздух фонтанами брызг.

– Горбатые киты, – сказал Крис. – Началась миграция.

Целое семейство лениво скользило почти на поверхности океана, и я нашла рукой ладонь Криса внизу. Он сплел наши пальцы вместе, беря другой рукой Эбигейл, чтобы приподнять повыше и позволить ей разглядеть, как киты уплывают за рифы. Фонтаны, бьющие вверх, в солнечном свете походили на выстрелы из алмазов.

– Еще смешная рыбка, – взвизгнула Эби снова, ткнув пальцем немного левее.

Крис опустил ее обратно в ноги и отодвинул назад, сжав мою руку почти до боли.

Там, силясь обогнать китов, из-за линии горизонта выплыл многоярусный корабль с шафрановыми парусами.

Эпилог

Красные кеды Converse. Песни Джонни Кэша на виниловой пластинке. Отпечаток помады на краю граненого стакана, когда я пригубила немного ликера, чтобы унять волнение. Нарядившись в изумрудное шелковое платье, не испорченное годами, я заглушила патефон и вылетела из маяка.

Волки порыкивали, сторожа начальную школу, пока дети резвились на площадке под надзором учителей. В остальном на улицах было тихо, и это неудивительно: все хотели увидеть знаменательное событие лично. До колизея Совета оставалась всего пара миль, когда я засмотрелась на наручные часы, невероятно гордая собой: до начала оставалось еще тридцать минут.

Свист тормозов и сильный удар капотом, пришедшийся прямо на мою поясницу. Я услышала хруст собственного позвоночника. Перед глазами завертелись деревья, в которые я отлетела, разбивая голову об асфальт.

Кровь, превращающая изумруд ткани в пылающий багрянец.

Когда я открыла глаза, небо надо мной загораживало белое лицо подростка, взмокшего от страха. Юноша отшатнулся и опрокинулся на спину, как неповоротливый жук, пачкаясь в луже моей крови. Та запеклась от жары, как яичница.

– Пешеходный переход, – процедила я и кивнула на белые полосы под собой, ставшие красными.

Медленно сев, я вправила себе плечо. Боль умыла меня в слезах.

– Прош-шу прощен-ния, – выдавил юноша и осмотрел меня с ног до головы. – Вы…

– Я.

Сглотнув, юноша нервно улыбнулся:

– Дать влажные салфетки?

Я опустила глаза на свое платье: изодранное, окровавленное, оно перестало быть фамильным нарядом. В груди у меня защемило от обиды, но ее быстро сместила другая эмоция.

Клокочущая тьма, рвущаяся наружу. Ярость, требующая выхода и заставляющая сжать пальцы вокруг булыжника. Я подняла глаза на кабриолет, отнявший у меня удачный день вместе с жизнью, и замахнулась.