Читать книгу "Сделано в Швеции - Стефан Тунберг"

– Как долго еще… по-вашему? – спросил Бронкс у командира подразделения.

– Мы не спешим, – ответил тот.

– Кинолог считает, они пробыли здесь примерно полчаса.

– Мы ждем удобной минуты.

Снег перестал. Мороз ослабел. Пейзаж как на красивой рождественской открытке. В самом деле. Мирная картина. Освещенный домик, пушистый снег, словно вата, на водосточных желобах и фруктовых деревьях, дым над трубой.

Но это не рождественская открытка.

Свет, вероятно на кухне, зажгли вооруженные грабители, которые не остановятся перед перестрелкой с полицией. Совершив десять грабежей, они выпустили в гуще людей больше пуль, чем любая другая шведская банда до них.

Спецназовцы уже пытались вступить с ними в телефонные переговоры.

Теперь и Бронкс набрал номер стационарного телефона. Сквозь щели и окна они слышали, как внутри раздался звонок. Новая попытка убедить людей в доме добровольно выйти с поднятыми руками. Телефон все звонил, но трубку не сняли.

Им дали другой ответ. Весь свет в доме разом погас.

Они не сдадутся.

91

Три с половиной миллиона крон по объему куда меньше, чем кажется. Даже не заполняют спортивную сумку. А когда суешь пачку за пачкой в трескучее оранжевое пламя, оборачиваются пеплом, который вообще не занимает места.

Иван лег на пол в гостиной.

– Лео?

Сын прополз к окну, настолько близко, что он бы мог схватить его ботинок. Все тело сжалось и напряглось, когда он осторожно отпер оконную раму и толкнул ее наружу, спихнув сугроб с подоконника.

Щель в несколько сантиметров. Путь наружу.

– Я знаю, что ты надумал. – Иван привстал на коленях рядом с сыном. – Лео, не делай этого.

Снаружи тусклый свет в холодной прозрачности. Россыпь звезд, убывающий месяц. В оконном стекле отражение четырех глаз, как когда-то, когда они смотрели друг на друга в испещренное граффити зеркало в тесном лифте. Он тогда босиком сбежал по лестнице с седьмого этажа, уверенный, что потерял сына.

– Не делай этого.

Отражение четырех глаз в стекле. Лео тоже их видел. И знал, что́ видит в двух из них.

Сомнение.

– Они пустят слезогонку, отец. Всегда с этого начинают. Рассчитывают застать нас врасплох. А мы выберемся наружу. Здесь. Через окно.

Этот человек старше и слабее мужчины, на котором он тогда повис, оттого что тот продолжал бить, единственный раз, когда он обхватил его и понял, сколько силы в этом теле.

– Тут-то у нас и появится лазейка, несколько секунд, как после первых выстрелов при ограблении банка, когда одни только мы знаем и можем действовать. Эти сволочи небось вообразили, что им известно, какое у нас оружие, только вот про гранаты они знать не знают. Так мы и ударим. Атакуем их.

Когда-то он висел на этой шее, пытался оттащить его. Не делай этого. Теперь тело другое, усталое, сила ушла.

– Если не воспользоваться этой лазейкой, нам конец. Мы отсюда не уйдем.

Сомнение. Вот что он видел. А сомневается только бессильный.

– Когда слезогонка просочится сюда, мы швырнем две гранаты, прямо на улицу. Они такого не учитывают. Ты и я выберемся первыми, а Яспер задержит их, боеприпасов у него сколько угодно. Мы найдем укрытие и сделаем то же самое, пока Яспер не выберется наружу. Боеприпасов хватит. Ты можешь это сделать, отец, танцуй и бей, танцуй вокруг медведя. Он больше, но мы победим, если станем танцевать и бить. Верно?

Иван встал. Ему хотелось взять сына за плечи, крепко-крепко, встряхнуть его и кричать, пока он не услышит.

– Если станем танцевать вокруг них, мы можем победить. Если ударим, когда они решат, что одержали верх. Надень маску, отец, и приготовься!

– Победить?

Иван не удерживал его, это бы кончилось катастрофой. И не кричал. Но заговорил:

– Зачем ты сжег деньги, если думал, что сможешь уйти? Если мы начнем стрелять, все пойдет к чертовой матери. Почернеет. Сгниет. Смерть поползет вверх.

Слушая его, Лео не приготовится. А если не приготовится, то не бросится наружу, к людям, окружившим их и готовым стрелять.

– Этот малый, воображающий себя солдатом, шныряет тут, рассуждая насчет масок и первых полос! Лео! Какого черта ты слушаешь этот бред? Феликс и Винсент, ты хочешь, чтобы они увидели тебя мертвым на этой дерьмовой первой полосе, да?

– С каких это пор ты ими интересуешься? Надевай маску!

Черная маска на лице Лео. Лицо без черт.

– Я тебе сказал. Я больше не желаю! Не желаю сидеть напротив какого-нибудь поганого легавого! Никогда! Надевай маску, отец! Или я брошу тебя здесь!

Сын решил по-своему. Уходить. Прочь отсюда. Он уже ничего не слушал.

Сила, то немногое, что осталось, эхо другого времени, другого человека, – эта сила теперь совсем иссякла, и он сделал то единственное, что еще мог:

– Лео, я знаю, ты на меня не стучал.

Стукач.

– Я всегда это знал.

Стукач.

– Я говорю правду, Лео. Ты на меня не стучал. Знаю, полицейский солгал. Ты молчал. Я видел бинт у него на руке.

Черная маска на лице. Взведенное оружие в руках.

Это не имеет значения.

Подействовало! Лео больше не готовится к войне. Заставляя его слушать, Иван сохраняет ему жизнь.

– Почему же ты так говорил, черт тебя побери?

– Думал, так лучше.

– Ну и как… было лучше?

– Да.

– Какого дьявола… сперва ты все разнес, потом сдался и ждал полицию. А потом обвинил меня!

Отец смотрел на него снизу вверх.

– Ты с этим твоим дерьмом был как заноза в заднице, – продолжал Лео. – Заноза в заднице! Стукач. Годами твердил, без конца! И считал… что так лучше?

Противники в темноте приготовились к штурму.

А Яспер прополз у них за спиной к другому окну гостиной, с гранатой в руке, полный решимости выдернуть чеку.

– Лео, если мы не уйдем сейчас, нам хана! – сказал он.

– Да погоди ты, – прошипел Лео.

Он видел, как Яспер раздвинул занавески и приподнялся, выглядывая наружу.

– Я их вижу! Пора уходить! Они нас укокошат!

– Заткнись!

– Давай, Лео! Пока не поздно!

– Яспер! Заткнись! Я разговариваю с отцом, ты что, не видишь? – Он уже снял оружие с предохранителя. – Так… лучше? Да, отец? Лучше? – Он поднял ствол. – Мне бы надо укокошить тебя! Не их! А тебя!