Читать книгу "Улица Ангела - Джон Бойнтон Пристли"

Если вы обожаете движение и перемены, то большой железнодорожный вокзал имеет для вас неотразимую привлекательность. Вы еще заключены в темном коконе города, но один его конец уже раскрывается, и вам видна голубая даль. Крики, грохот, пыхтенье паровозов — все это только шум настраиваемого оркестра, и даже в запахе дыма чувствуется аромат приключений. В последние два дня у мисс Мэтфилд бывали минуты, когда эта поездка на вокзал Виктории, эти два дня за городом представлялись ей чем-то вроде неизбежного и страшного посещения зубного врача, и при мысли о них она внутренне холодела и сжималась. Но сейчас, на вокзале, она меньше прислушивалась к своим внутренним ощущениям и очень скоро приободрилась и повеселела. Пусть даже то, что ей предстоит, будет очень неприятно, — это все же лучше, чем ничего не испытать в жизни. И вряд ли это будет так уж неприятно.

Оживленная суета вокруг, в которой чувствовалось радостное ожидание, невольно заражала ее. Держа в руке чемоданчик, она шла к книжному киоску и мысленно видела себя со стороны — высокую, крепкую, здоровую, красивую женщину. Двое-трое мужчин средних лет игриво улыбались ей, кое-кто из молодых оглядывал ее внимательно и серьезно, все это показывало, что она сегодня интересна. В книжном киоске она нашла почти неограниченный выбор всякой литературы: тонкие журналы, толстые журналы, книги «нашумевшие», книги «весьма откровенные», книги, о которых на обложке сообщалось просто, что они «настоящая находка». Она не купила ничего, но уже один вид такого множества книг радовал ее. Невозможно было устоять против праздничного настроения вокруг. Наблюдая всех этих суетливых и растерянных людей, которых сегодня было здесь гораздо больше обычного, которые подбегали ко всякому встречному в железнодорожной форме, с отчаянием взирали на все доски с объявлениями, утирали пот, фыркали друг на друга и беспомощно смотрели, как горы багажа, подобно беспокойным призракам, перелетали с одной платформы на другую, — мисс Мэтфилд испытывала приятное чувство собственного превосходства. У нее нет ничего общего с этими людьми, она никогда не будет вести себя так, как они. И она смотрела на них с насмешливым пренебрежением, ибо была неспособна увидеть в этом метании озабоченных и неопытных пассажиров символ всей нашей жизни.

В Сассекс отходило два поезда. Мисс Мэтфилд и мистер Голспи рассчитывали попасть на первый из них. До его отхода оставалось только несколько минут. Мисс Мэтфилд вернулась на прежнее место, под часами, и с беспокойством озиралась по сторонам. Он, конечно, сначала купит билеты, потом уже только выйдет на главный перрон, и они еще вполне успеют занять места… если он вообще придет. На платформе людей все прибавлялось и прибавлялось, и, хотя мисс Мэтфилд стояла в центре небольшой пустой площадки, на видном месте, она боялась, что мистер Голспи не найдет ее. Осталось только две минуты. Она побежала к выходу на платформу № 17 и через барьер смотрела на толпу у поезда. Потом еще поспешнее вернулась на свое место под часами. Отсюда она слышала, как уходил поезд.

Экая досада! Теперь придется ожидать поезда больше сорока минут. Что ж, хорошо, тогда она, в свою очередь, заставит Голспи дожидаться! Она спокойно и решительно направилась в буфет, где народу было не очень много, но все имело такой вид, как будто буфет только что громила взбунтовавшаяся чернь. Здесь мисс Мэтфилд провела десять минут за чашкой чаю и папиросой. Она хотела пробыть здесь подольше, но почти невозможно сидеть спокойно, когда только одно стекло отделяет вас от поездов и толпы спешащих пассажиров. Возвращаясь к часам с четырьмя циферблатами и книжному киоску, она старалась идти как можно медленнее, но мешало внутреннее беспокойство, и она все ускоряла шаг, как будто ее поезд мог каждую минуту уйти. А мистера Голспи все не было. Она стала прохаживаться мимо киоска. Проходив так четверть часа, вернулась на условленное место и, поставив чемоданчик у ног, стояла неподвижно, строго выпрямившись, с напряженным и хмурым лицом. Здесь она будет стоять, и он не может не увидеть ее. Люди приходили и уходили, покупали газеты и книги, смотрели на часы, смотрели на доску с расписанием поездов, смотрели на нее. Справа и слева от нее носильщики катили нагруженные тележки и вагонетки. Поезда пыхтели, выпуская клубы дыма и освещая красными отблесками стеклянную крышу вокзала. Но мисс Мэтфилд ни на что больше не обращала внимания. Ей надоел вокзал Виктории, надоело ожидание. Уже и второй поезд на Сассекс должен был сейчас отойти, но она не двигалась с места и не делала больше попыток высмотреть в толпе мистера Голспи. Когда поезд ушел, она постояла еще минуты две, потом ушла с платформы.

Чтобы позвонить по телефону к нему на квартиру, пришлось ждать, так как у телефонных будок толпилось много пассажиров. Она знала номер его телефона и знала, что телефон, который был на прошлой неделе в неисправности, уже работает. Но ее бы не удивило, если бы из квартиры не ответили, так как она была уверена, что уж дома-то его, во всяком случае, нет. Что-то случилось и задержало его, это ясно. И он, наверное, в эту минуту едет на вокзал.

Однако на ее звонок ответили — к телефону, очевидно, подошла служанка.

— Скажите, пожалуйста, мистер Голспи дома?

— Нет. Он уехал. И мисс Голспи тоже. Оба уехали, — ответил голос.

— Уехали? То есть вы хотите сказать, что их нет дома?

— Нет, уехали. Совсем уехали.

— Да как же… не понимаю. Вы наверное знаете? Мы должны были с ним встретиться сегодня вечером.

— Я знаю только то, что они оба уехали. Куда-то в Южную Африку, или Южную Америку, или другое такое место. На пароходе. Это я наверное знаю. Я им помогала укладываться, — нелегкое это было дело, я вам скажу, и квартиру они оставили бог знает в каком виде. Я теперь здесь убираю после них, потому что они снимали ее с мебелью, а я служу у хозяйки. Сегодня во время обеда приходил какой-то господин, — продолжал голос (служанка, видимо, рада была случаю поболтать), — и сказал, что ему очень нужен мистер Голспи, но я ему ничего не могла объяснить, кроме того, что они уехали, уехали сегодня утром с багажом и со всем — в жизни своей не видывала такой кучи вещей!

— А мистер Голспи ничего не просил передать кому-нибудь?

— Нет, он просто уехал…

— Хорошо, спасибо, — сказала мисс Мэтфилд и повесила трубку.

Итак, он уехал, уехал из Англии и даже не сказал ей, что собирается уезжать, не предупредил, что не может встретиться с нею на вокзале! Он просто выбросил из головы и предстоящую поездку с нею за город и ее самое, как выбрасывают ненужную, смятую бумажку. Либо он забыл все, либо она так мало для него значит, что он не счел нужным ни увидеться с нею в последний раз, ни даже оставить ей письмо. И это человек, который… Боже, какое унижение! Она ушла с вокзала, сгорая от стыда и негодования. Час тому назад она, быть может, почувствовала бы облегчение, если бы мистер Голспи пришел и сказал ей, что на этот раз их поездка невозможна. Но она пришла с чемоданом, с этим мерзким кольцом в сумочке, ожидала, а он в это время был уже за много миль от Лондона, и ему было все равно, хотя бы она всю жизнь стояла и ждала его на вокзале Виктории. Никогда еще она не испытывала такого горького презрения к самой себе. Она готова была заплакать. Заплакать не оттого, что он уехал и она его, вероятно, никогда больше не увидит, а оттого, что из-за его неожиданного равнодушия — и как раз теперь! — она казалась самой себе жалкой, глупой, ничтожной. Это было похоже на внезапный приступ какой-то страшной болезни. Ее тяжело раненная гордость истекала кровью и причиняла ей такую боль, что она была близка к обмороку.